После Ельцина. "Веймарская" Россия

И все-таки я был полон энтузиазма. Тем более, что с Владимиром Петровичем Лукиным мы подробно обсудили персональный состав российского ядра, которому и надлежало - в соответствии с проектом - кооптировать в себя “зарубежную часть”. С тем я и от-был, ожидая со дня на день известий из Москвы, что ядро это создано, все необходимые официальные аксессуары (помещение, бланки, печать и т. п.) в наличии и приглашения для “зарубежной части” в работе. Разумеется, я тоже не сидел со своим мандатом сложа руки. Поскольку президентам получать отказ не пристало, я связался с теми из возможных кандидатов, с кем мог. Просто чтобы удостовериться: если соответствующие приглашения, подкрепленные личной просьбой Б. Н. Ельцина, будут получены, отказа не последует. Реакция на мой осторожный зондаж оказалась даже лучше, чем я предполагал. Заинтересованно-выжидательная. Адресаты мои были готовы отнестись к московской инициативе самым серьезным образом.

А Москва молчала. Месяц, другой, третий. На четвертый я не выдержал неизвестности, прилетел.

Я подозревал, конечно, что дело с формированием российского ядра идет почему-то со скрипом. Но то, что я обнаружил, меня ошеломило, поскольку не обнаружил я ничего. Ни российского ядра. Ни соответствующей конторы для его формирования. Ни даже воспоминания о том, что “реальная поддержка этих идей Верховным Советом РСФСР” была мне документально гарантирована всеми высокими подписями. Причем, никто не чувствовал ни малейшей неловкости по поводу того, что личное распоряжение главы российского парламента оказалось пустым звуком.

Я ощутил себя вдруг в фантасмагорическом мире, где и договоры не договоры, и мандат не мандат, и парламент не парламент, а заурядная советская контора, и где ничто никого не интересует, кроме повседневной текучки.

Сейчас я могу говорить об этом более или менее бесстрастно. Но 18

тогда да я терзался жестокими вопросами. Как-то привык я в Америке, что люди ранга В. П. Лукина слов на ветер не бросают. Они лучше десять раз откажут, нежели дадут слово, которого не намерены сдерживать. А ведь у меня была с Лукиным железная договоренность. Не поверь я ему, ввязался бы в переговоры с людьми, которые время свое ценят превыше всего и пустяками не занимаются? Почему он завалил такое важное дело? Из лени? От безответственности? Из-за недостатка сотрудников? Но разве “всех ресурсов Верховного Совета” могло не хватить для одного проекта? А может, спрашивал я себя, у него были принципиальные возражения? Может, он просто полагал проект маниловщиной? Или, пуще того, вообще считал, что спасение утопающих дело рук самих утопающих и нечего России полагаться на заморских дядей? Даже к такому “государственническому” принципу отнесся бы я с уважением, хотя скорее был бы готов встретить его в изоляционистской прессe, нежели в самом сердце западнического ВС. Но если так, зачем было Лукину во всем со мной соглашаться и даже уже засучивать рукава?

Короче, я перебрал, кажется, все возможные - и невозможные - вопросы. И ни на один из них не нашел ответа. Из ВС я уходил с чувством, что российская бюрократия, пусть и демократическая, безнадежна. Куда идти теперь? К кому стучаться? Я решил обратиться прямо к тем, в ком видел кандидатов в российское ядро международного штаба. Встретился с Э. А. Шеварднадзе, Ю. А. Рыжовым, Н. И. Травкиным, Г. А. Явлинским и другими. Все согласились войти в Совет. Не хватало лишь одного человека - работающего лидера, который бы его организовал, а не только отдал в мое распоряжение свое имя и авторитет. Шеварднадзе и Рыжов отказались возглавить российское ядро, у них были другие планы. Зато с энтузиазмом согласился на эту роль Станислав Шаталин. Он заверил меня, что уж на него-то я могу положиться, как на каменную стену: Coвет станет для него практически второй работой.

Ну вот, вздохнул я с облегчением, нашелся, наконец, ответ на все мои вопросы. Просто бюрократы в ВС не увидели своей собственной роли в таком глобальном проекте. А блестящий интеллектуал и вольный стрелок Шаталин ее тотчас увидел. Хотя бы поэтому я и впрямь могу на него положиться. И снова вернулся я в НьюЙорк счастливый.

Дело было в мае. В июне Шаталин мне не позвонил. В июле тоже. Чтобы не утомлять читателя монотонностью повествования, скажу, не позвонил он мне вообще. С тяжелым сердцем вернулся я в Москву в октябре, где и выяснил, что Станислав Сергеевич только что уехал отдыхать во Францию. Нечего и говорить, что никакого российского ядра и в помине не было и приглашать “зарубежную часть” попрежнему было некуда.

Побродил я тогда по магазинам, поглядел на пустые полки и сердитые очереди - и сердце у меня сжалось от горького предчувствия. Господи, подумал я, да чем же они все тут занимаются? Ведь так же и вползут в реформу — без всякого прикрытия! И травма от этого безжалостного шока останется навсегда. И как же взыграет оппозиция, когда цены на молоко и мясо подскочат вдруг до небес! И как же не