После Ельцина. "Веймарская" Россия

Конечно же, “пассионарии” Собора, вопреки обещаниям, не присоединились к митингу. Только командированные визитеры, как “красно-белый” генерал Макашов, которого упомянула Хазанова, или Проханов, или Жириновский со своим стандартным заклинанием “не забывать о нашем последнем средстве - ядерном шантаже”6. Ни один из них не сделал ровно ничего, заметьте, чтобы унять разбушевавшуюся люмпенскую толпу. Короче, генералы и армия говорят на разных языках, мыслят в разных терминах и даже окрашены в разные цвета. Как объяснить этот поразительный контраст?

Тут возможны две гипотезы. Первая. “Красно-белые” генералы не контролируют свою “коричневую” армию. Стоит ей выйти на простор самостоятельного действия, она начинаетжить своей отдельной, совершенно независимой от них жизнью.

Если эта гипотеза верна, “патриотическая” интеллигенция играет с огнем. Ибо, когда ей удастся выпустить из бутылки “коричневого” джинна, он, руководимый своими уличными вожаками и инстинктивным животным антисемитизмом, сметет ее со своего пути вместе со всем ненавистным ему “малым народом”. Ибо политического языка он не понимает. Только расовый. Понравится ей “Абрам Макашов” или “Абрамович Проханов”? К этому вопросу, впрочем, мы еще вернемся. Вторая. К этой гипотезе все больше склоняется либеральная публика в Москве. Никакой пропасти между “красно-белой” интеллигенцией и “коричневыми” массами на самом деле не было. Было разделение труда. Одни произносили парламентские речи и разыгрывали спектакль единения “белых” с “красными”, вербуя таким образом колеблющееся большинство. А другим просто не было нужды маскироваться, вот они и раскрыли истинную сущность оппозиции. Да и не умеют люмпены притворяться, как убедилась 3 октября 93-го вся страна. Одним словом, фашизм - и вверху, и внизу. Как позже, после кровавых событий 1 мая 93-го, сформулировал известный московский либеральный юрист Андрей Макаров, “многие люди, несмотря на предупреждения, не верили, а может, просто не хотели верить, что фашизм в нашей стране возможен. 1 мая мы увидели, что и в России он стал реальностью”7. Хазанова увидела это в Останкино. Другие, включая бывшего вице-президента Руцкого, в феврале 92-го, на Конгрессе гражданских и патриотических сил в кинотеатре Россия, о чем речь у нас впереди. Третьи, включая зрителей CNN во всем мире, во время октябрьского мятежа. А многие и задолго до всего этого

- накануне путча в августе 91-го.

Вы не можете себе представить, с какой страстью предостерегали меня мои московские либеральные друзья, когда в 1991 - 92-м проводил я свою серию диалогов с лидерами оппозиции. Согласился

248

бы Томас Манн встретиться с Гитлером?— допрашивали меня перед встречей с Прохановым. Другие опасались, что после встречи с Зюгановым или с Жириновским уважающие себя москвичи перестанут подавать мне руку.

Я все-таки встретился, как знает читатель, с этими людьми. И со многими другими. Встречался в первую очередь потому, что не верил - и попрежнему не верю - во вторую гипотезу. Не думаю, что все генералы оппозиции — “коричневые”. Именно поэтому непременно нужно было мне разобраться, что же в таком случае ими дви-жет, какдалеко готовы они пойти, опираясь на “коричневую” люмпенскую армию и сотрудничая с ее вождями. Нужно было выяснить, с кем из них можно найти если не общий язык, то хотя бы общую почву для диалога. Кого можно, а кого нельзя рассматривать как “неоконсервативную” силу? Как конструктивную, если угодно, оппозицию? Если не среди “красных”, то, может быть, среди “белых”? Или “краснобелых”? Или хотя бы среди “перебежчиков”?

У всех своих собеседников я спрашивал: замечают ли они, что на все их отчаянные призывы спасать Россию откликаются лишь те, кто знает один только способ спасения - бить жидов? А если замечают, то не озадачивает ли их эта жуткая закономерность? И не страшно ли им опираться на фашистов, если там, где фашисты, всегда кровь, только кровь и ничего, кроме крови? Ни одного прямого ответа я не получил.

Верю я в нее или нет, но вторая гипотеза достаточно прочно подкреплена фактами и свидетельствами. Некоторые из них относятся к тем же двум событиям лета 92-го. “Один народ,

один рейх, один фюрер”

12 июня, отправляясь с Собора в Останкино, Александр Проханов заявил: “У нас один враг, одна мировая сионистская гидра нас гложет и жрет”8.

В те же дни, на том же Соборе заслуженный “патриот”, непримиримый парламентский боец оппозиции Николай Павлов упрекнул коллег: “90 процентов собравшихся здесь ругают, извините, евреев, и только 10 процентов учат русских, что надо делать”9. Его освистали и затопали.

Наблюдение Ольги Бычковой, корреспондента “Московских новостей”: “Все, что составляло обязательный фон выступлений на Соборе, что пережевывалось в кулуарах, прорывалось в докладах, но не вошло в программные документы… осело на останкинских турникетах”10.