После Ельцина. "Веймарская" Россия

В отличие от отцов-основателей, Марксу не пришлось при жизни делать историю. И мне кажется, что его ирония каким-то образом связана с этим пробелом в его судьбе. Иначе для него не было бы ничего непонятного в том, что так очевидно было Шлезингеру: “Отцы-основатели страстно штудировали труды классических историков в поисках способов избежать классической судьбы”4.

Аналогии помогали им ввести свое предприятие в контекст всемирной истории. Если они и вызывали духов прошлого, то лишь для того, чтобы заглянуть вперед и все узнать о подстерегающих там ловушках. Они творили новый мир всерьез и надолго и потому отвергали статичный, внеисторический подход, продиктованный сиюминутными политическими расчетами. Может быть, именно поэтому и стоит сотворенный ими мир уже третье столетие.

Если считать это американской традицией, становится совершенно непонятно, почему она бездействует в отношении России, тоже переживающей сейчас момент сотворения. Допустим, ожидать, что сегодняшний Вашингтон, подобно Филадельфии 1787-го, весь окажется пронизан опасением, что, перефразируя Шлезингера, новорожденные демократии смертны, было бы чересчур. Но специалисты, занимающиеся Россией профессионально, эксперты, делающие карьеру на российской проблематике, они-то почему не всматриваются в прошлое, которое одно только способно защитить от повторения “классической судьбы”?

Может быть, они нашли другой способ, другую теоретическую модель, которая лучше, чем историческая аналогия, позволяет им хоть приблизительно, хоть в общих чертах представить дальнейший ход российского кризиса? Не стоит обольщаться: никаких других способов тоже нет, и никто их не ищет. Частичный ответ на эту загадку читатель уже знает. Отбивая ритуальные поклоны в сторону российской демократии, все, чем озабочены на самом деле мои американские коллеги, - это проблема российского капитализма. А тут уж точно - исторические аналогии ни к чему. Да их просто в природе существовать не может, потому что никто еще, никогда и нигде не переходил из социализма в капитализм. В этом смысле то, что происходит сегодня в России, не имеет ровно ничего общего с ситуацией в предвоенных Германии или Японии, о которых так много было сказано в этой книге. Обе они были вполне рыночными странами и в момент катастрофы их демократии в конце 20-х., и во время тоталитарной диктатуры в 30-40-е, и в годы их успешной демократической реконструкции после войны. Мы видели, что даже авторы самого тщательного исследования будущего России5 утешают читателя тем, что хотя тяжелые повороты событий не исключены, но исход будет благоприятный - утвердится “капитализм русского стиля”. Что же касается демократии, тут непонятно: может, она будет, а может - и нет. Но так ли уж это существенно, если капитализм в любом случае России гарантирован?

279

Откуда же такая действительно напоминающая флюс однобокость? Ближайшее объяснение - сила инерции. Эти люди сформировались в годы холодной войны с коммунизмом, и перестать воевать с ним - выше их сил. Если не с ним, то с его призраком - с возможностью его реставрации. Победоносный капитализм один только сможет справиться с этим призраком. Поэтому ни о чем другом они не в состоянии ни говорить, ни писать, ни думать. Они все еще живут в том недавнем прошлом, откуда не видно, что история уже сделала свой выбор и коммунизм в России мертв.

Преувеличение? Но если бы наши эксперты поспевали за ходом событий, они бы, наверное, заранее были готовы к внезапному окончанию холодной войны. И российская экономическая реформа не застала бы их, скорее всего, врасплох. Так что же невероятного в том, что они опять отстали от поезда?

И ровно в той мере, в какой зависит от этих ученых мужей русская политика Америки, отстает от поезда и она. Но и вправду ведь с точки зрения строительства капитализма невозможно оценить реальную опасность политических мутаций в России. Не случайно лишь отдельные отряды российской непримиримой оппозиции сосредоточены на противодействии

капиталистической трансформации. Для других это побочная цель, а третьих вообще хоть сегодня можно объявить потенциальными союзниками. И вправду, с этой точки зрения сверхидея оппозиции - реставрация империи, как и воспитание ненависти к Западу, как и порыв к удушению демократии - могут выглядеть чем-то второстепенным.

Есть к тому же капитализм и капитализм. Если видеть в нем только могильщика коммунизма, тогда действительно неважно, какой именно капитализм воздвигается на развалинах Советского Союза. Но ведь и в муссолиниевской Италии, и в гитлеровской Германии как раз капитализм и служил основанием имперской экспансии. Той самой, о которой мечтают лидеры оппозиции - от Проханова до Жириновского. Так стоит ли помогать им строить такой капитализм?

Легче ли было европейским евреям от того, что газовые камеры, в которых их уничтожали, выстроили образцовые антикоммунисты?