После Ельцина. "Веймарская" Россия

Неясно, правда, какие такие “естественные традиции” либерализма удалось им отыскать в полутысячелетней и неизменно автократической имперской истории. И на какие именно “национальные культурные ценности” мог бы опереться русский либерализм, согласившись с “неизбежной долей автаркии” и порвав тем самым со всемирной традицией либеральной мысли. Но доказательств вообще нет, одни декларации: “Избавившись от социальных конструктивистов, навязывающих России свои “модели” от американских до китайских, Россия может реализовать преимущества, которых лишены практически все остальные страны… Нам больше не надо подобострастно оборачиваться на Запад, опасаясь получить двойку по “демократии” или по “внешне-политическому поведению”. Период обучения жизни закончен, все, что могло быть воспринято, уже воспринято. Нуждаясь в партнерах, мы больше не нуждаемся в менторах”44.

Вот так. На Запад, на его интеллектуальный и политический опыт, на его моральный потенциал махнули рукой. Устали ждать. Отождествили его с пребывающей в ступоре бюрократией. Решили впредь полагаться на самих себя. Тем более, что есть, оказывается, у России “преимущества, которых лишены практически все остальные страны”.

Объяснить, что за уникальные преимущества имелись в виду, не успели — грянула Чечня.

Кончилось время деклараций. Наступила пора сурового экзамена на интеллектуальную компетентность и политическую состоятельность.

Сумеем ли “сами” найти выход из кризиса - не подрывая позиции послеавгустовского режима (который, пусть плохо, но все же защищает нас от цензуры и не заставляет писать гимны имперскому реваншу), без того, чтоб расплеваться с либеральной бюрократией

87

(которая худо-бедно, но все же представляет “наши” интересы при дворе Ельцина), и самое главное - без кровопускания в отделившейся Чечне (которая, хотя и далеко от Москвы, но все-таки Россия)? Я вовсе не говорю, что задача, вставшая перед российской либеральной мыслью после поражения 7 декабря, была проста и легко разрешима. Но возникла она, с другой стороны, тоже не вдруг. Чеченская туча появилась на горизонте за три года до этого поражения, когда в ноябре 91 —го Джохар Дудаев - в отличие от руководителей всех других регионов страны - отказался от любой формы внутрироссийской автономии и объявил Чечню независимой. Так что время подготовиться к экзамену, выработать демократическую чеченскую политику было.

Послушаем теперь Леонида Жуховицкого, который в статье “О Чечне без истерики”, кажется, единственный в Москве перевернул-таки проблему, стоявшую перед либеральной Россией на протяжении всех этих лет, с головы на ноги: “Почему никто даже задним числом не пытается дать властям предержащим спасительный совет? Как не надо было поступать, понятно - так, как поступали. А как надо было? Где конкретно ошиблось правительство? Что прошляпил президент?“45. И впрямь, как это вдруг получилось, что никто никогда не предложил конструктивной альтернативы чеченской войне - ни до того, как она началась, ни даже после того, как она потрясла мир?

Это тем более странно, что проблема ведь бросается в глаза. Весь мир стоит перед такой проблемой - как совместить два абсолютно законных, можно сказать, священных принципа: территориальной целостности государства и самоопределения его этнических меньшинств? Несмотря на ее очевидность, бывший Верховный Совет откровенно перед ней капитулировал. С одной стороны, признал он выборы 1991 г. в Чечне незаконными (поскольку приняло в них участие меньше 15% избирателей). Таким образом, принцип национального самоопределения Чечни был практически с повестки дня снят. С другой стороны, однако, отказался Верховный Совет и привести в действие принцип целостности России, сурово осудив попытку сместить Дудаева силой. Он пренебрег обоими священными принципами.

Устранить эту опасную путаницу - вот в чем, в сущности, заключалась задача, которую должна была решить либеральная мысль. Точнее даже, две задачи, связанные между собою, интеллектуальная и политическая. Определить, какой из священных принципов применим к чеченской проблеме и каким способом — естественно, мирным и демократическим - может быть утвержден. И найти эффективный, т. е. достаточно убедительный для страны и для президента подход к реализации этого решения.

Начнем с первой. Чеченская ситуация оказалась, слава Богу, уникальной в РФ: из 89 составляющих Федерацию регионов 88 договорились о той или иной степени автономии. С другой стороны, равновесие это было хрупкое. Как предупреждал в “Известиях” Станислав Кондрашов, сохранялась опасность, что “Чечня - это 88

пробный камень. Сдвинув его, можно получить горную лавину югославского типа”46.

Спросим сначала, что сделало “пробным камнем” именно Чечню. Историческая память о ее кровавом завоевании в середине прошлого века? Но в этом случае “пробным камнем” надлежало бы стать Дагестану