После Ельцина. "Веймарская" Россия

Такова, как я это вижу, главная политическая база России и ее демократии на Западе. Та самая, которую российская либеральная элита не сумела разглядеть, не говоря уже о том, чтобы поднять на великую борьбу против фашизма. 85

Чеченский экзамен

К “патриотической” травле гадкого утенка демократы присоединились не сразу. В 92-м критические залпы группы Афанасьева (к которой в 93-м примкнула группа Глеба Павловского) воспринимались публикой скорее как полемический перехлест, как “детская болезнь левизны”.

Действительный разрыв демократов с режимом наступил в связи с тяжелым поражением, которое потерпела либеральная бюрократия в ельцинском Совете безопасности (СБ) 7 декабря 1994-го. В этот день победило в нем большинство, немедленно окрещенное в либеральной прессе “партией войны” (варианты

- “мафия”, “клика”, “ближайшее окружение президента”). Как бы ни называли его, однако, победа его означала, что режим взял курс на силовое решение чеченского конфликта. На горизонте замаячила война.

Тут уже в дело вступила тяжелая диссидентская артиллерия, главные либеральные авторитеты страны, неколебимо до тех пор поддерживавшие Ельцина. Я говорю о членах Президентского совета Сергее Ковалеве и Елене Боннер, о знаменитых либеральных публицистах Отто Лацисе и Крониде Любарском, об НТВ и вообще о подавляющем большинстве либеральных средств массовой информации. Такую же позицию заняли и лидеры обеих крупных демократических фракций в парламенте Егор Гайдар и Григорий Явлинский. И, конечно же, в статье “Момент отчаяния для ельцинской клики” в “НьюЙорк Тайме” - Питер Реддавей, давно уже, как помнит читатель, превратившийся в штатного предвещателя Страшного суда для российской демократии.

Но если для Реддавея Чечня была лишь поводом для очередной истерики, то российские либералы действительно на этот раз патронов не жалели и пленных не брали: “Война в Чечне - война против России!” - под такой шапкой уже 9 декабря вышли проельцинские до того “Известия”40. “Партия войны объявляет войну России”,— вторила либеральная “ЛГ”41. “Власть реформаторов в России традиционно становится сначала властью ренегатов, а затем - дегенератов”,— резюмировала “Новая ежедневная”42.

Не менее примечателен, однако, был общий психологический фон, на котором происходил этот разрыв либеральной интеллигенции с Ельциным. Поворот к изоляционизму, на который лишь намекал Афанасьев, в конце 94-го стал декларироваться открыто, даже, если хотите, с гордостью. Бесхитростнее всех сделала это газета “Сегодня”, опубликовав перед самой чеченской войной своего рода редакционный манифест либерального изоляционизма.

“Закончился первый этап трансформации посткоммунистической России,— говорилось в нем,— начинается принципиально новый. Первый этап - курс на быструю вестернизацию, вхождение в Европу, абсолютно прозападная ориентация [был связан] с огромными надеждами на решающую западную помощь и западную солидарность со страной, сбросившей коммунизм, отпустившей на волю всех, добровольно и радостно капитулировавшей в холодной вой

86

не… Этот период закончился поражением и разочарованием. Поражением Запада, который полностью упустил возможность мягкой интеграции России в “западный мир” и поставил те политические силы, которые рассчитывали на западную перспективу, в положение заведомых политических аутсайдеров. Не получилось. Начавшийся сегодня этап трансформации - национальный этап. Россия будет выходить из самого тяжелого своего кризиса самостоятельно, без всякой поддержки извне”43. Разумеется, авторы этого сочинения прекрасно понимали, что “национальное развитие с неизбежной долей автаркии чревато опасностью весьма экзотических форм самобытности, не ограниченных цивилизацией и здравым смыслом” (сказали бы уж прямо - фашизмом), однако, разочарование в Западе так живо и горько в них, что они тут же и предложили читателям альтернативу. И пусть она полностью противоречит историческому опыту, но зато утешает. “Национальное развитие,— провозглашает Манифест,— создает невиданные ранее перспективы для русского либерализма, для построения действительно свободной экономики и органичной общественной структуры, опирающихся на естественные традиции, на национальные культурные ценности”.