После Ельцина. "Веймарская" Россия

тельно. Как раз накануне войны, видели мы, либеральная Россия особо усердствовала в повторении ошибок своих исторических предшественников. И все-таки война - великий учитель. В особенности та, что кончается “постыдной победой”, т. е. не очевидным триумфом (который, несомненно, привел бы к милитаристскому ажиотажу, для чего “партия войны” ее и затевала) и не явным поражением (которое могло привести к цепной реакции распада страны). И если Запад война эта мало чему научила, то для российских демократов, заглянувших в бездну, она должна послужить страшным, переломным уроком. Другое дело, что в гуще страстей, внутри политической ситуации, прискорбно напоминающей броуновское движение молекул, им, наверное, трудно интерпретировать этот урок и осмыслить его как целое.

Позвольте мне, читатель, снова воззвать к вашему воображению. Какой совет мог бы сейчас, в опасной стремнине постчеченской реальности, дать российским демократам международный политический форум, существуй он не только в моем проекте?

Прежде всего, наверное,— выработать четкую политику по отношению к президенту. В каком, например, случае имеет смысл присоединиться к коммунистам и требовать его отставки? Но только тут особо надо подумать, поскольку у коммунистов есть лидеры президентского калибра (тот же националбольшевик Зюганов или, скажем, Николай Рыжков), а у либералов их нету. И не будет, добавлю,— покуда не сумеют, с помощью западной интеллигенции, перейти в контратаку в психологической войне.

Если в Августе вел их к победе над одряхлевшим коммунизмом харизматический лидер и политик Божией милостью Борис Ельцин, то пять лет спустя у них все еще нет никого, хотя бы отдаленно сопоставимого с ним - ни по калибру, ни по политическому профессионализму, ни по способности защитить их от неизмеримо более могущественной “патриотической” партии реванша. Никого, то есть, кроме того же Ельцина. Как с грустью отмечает Анатолий Приставкин, “Президент шагнул в бездну. Парадокс в том, что он объективно нужен - нет у нас, увы, другого лидера”66. Но как перевести на язык политики это “объективно нужен”? Не прибавляют ясности и размышления Кондрашова: “Поддерживать такого Ельцина нельзя, оправдывать - тоже. Но не поддерживать, списать, как списали три года назад Горбачева, значит отдать российского президента окончательно в другой лагерь, в другую Россию”67. Вы что-нибудь поняли? Поддерживать нельзя и не поддерживать нельзя - какое-то сплошное “Казнить нельзя помиловать”. И уж полным туманом дышат рекомендации Любарского, выдержанные в стиле афанасьевского “сделай сам”: “Президент перестал быть гарантом Конституции и прав человека. Сегодня эта роль переходит к каждому из нас и мы должны с этим справиться”68.

Возможны, наверное, лишь два крайних случая, когда демократам пришлось бы покинуть президента: а) если бы он и впрямь трансформировался в российского Гинденбурга и б) если бы он перешел на сторону имперского национализма. Во всех же остальных ситуациях демократам полезнее оставить диссидентскую риторику и

100

больше заниматься собой, чем президентом. Укрепить в себе активный, боевой дух, готовить контрнаступление - вместо того, чтобы няньчить старые обиды. Пришла пора отвоевывать улицу у “патриотов” и политическую инициативу — у “клики”. Поскольку никакой международный форум без их поддержки работать не сможет, они должны будут использовать свой новый статус в глазах мира для того, чтобы убедить западные правительства руководствоваться теми же критериями. Это особенно важно потому, что в западных столицах после чеченской войны соблазн отречься от Ельцина или, по крайней мере, “давить” на него может оказаться непреодолимым. Конечно же, там просто не понимают характера Ельцина, которого такое “давление” лишь толкает в объятия “мафии”. Если принять за аксиому, что главная цель либеральной России состоит в трансформации веймарского сценария в боннский, то другой стратегии, наверное, и быть не может. Шок чеченской войны должен вырвать ее, наконец, из будничной суеты и заставить задуматься о будущем страны, которое, как это ни печально, всерьез занимает сегодня, кажется, только аналитиков непримиримой оппозиции.

Всего лишь две зимы прошло после октябрьского мятежа 93-го, а кажется — вечность. Так все вокруг изменилось. Но как изменилось, к лучшему или к худшему? Вот вопрос-тест, которым при желании читатель может испытать тех, с кем общается, на глубину понимания ситуации.