Но ведь они по сути правы. Не хотят демократы вести себя, как политики, брезгуют, отказываются признать, что их августовское торжество было иллюзией, а в реальности имеют они дело с двуликим переходным режимом, и ни из чего не следует, что это именно переход к стабильной демократии. Как раз наоборот, все уже знакомые нам аналогии делают более вероятным, что окажется он переходом к новому тоталитаризму. Даже не к Пиночету, как в маленьком Чили с его мощной демократической традицией и без намека на имперский реванш в политической культуре, но к самому вульгарному фашизму. Ну, в том, что события в Чечне развиваются по веймарскому, а не по боннскому сценарию, открытия для нас с вами уже нет. Однако, чеченский кризис - его предыстория, его формы, поведение всех действующих лиц - внесли в политическую реальность новые краски. Чеченская война серьезно скомпрометировала послеавгустовский режим в глазах мира. Строительство мостов между Россией и Западом еще больше осложнилось и еще больше зависит теперь от российских либералов. Могу сказать, что, бросив в ходе кризиса смелый, хотя и неэффективный вызов “мафии”, они пробудили на Западе сочувствие и восхищение, повышающие их шансы быть услышанными. Но толку не будет, однако, покуда не расстанутся они с провинциальными грезами изоляционизма и не вступят, наконец, в тот самый “период обучения жизни”, который накануне чеченской войны самонадеянно сочли законченным. Это непростой поворот. Он требует интеллектуального смирения.
98
Второй аспект - домашний. Сколько будут демократы рассматривать Ельцина и его переходный режим как ренегатов Августа, столько и будут они обречены по-диссидентски реагировать на его акции вместо того, чтобы формировать его политику. Однако после Чечни обижаться на Ельцина, подобно соблазненной и покинутой барышне, становится для них непозволительной роскошью. Принять постчеченскую реальность - значит, принять Ельцина каков он есть:
не “бывший демократ” и не “свой человек в Кремле”, но вполне адекватный переходный лидер, не прошедший никакой политической школы, кроме советско-партийной, одинаково открытый для влияния как “клики”, так и демократов. Которое из них возобладает - будет зависеть не столько от него, сколько от политического искусства и компетентности конкурирующих сторон. И чем скорее научатся демократы использовать свое бесспорное интеллектуальное превосходство, тем выше и их, и наши общие шансы.
В конечном счете оба эти аспекта постчеченской реальности сводятся к одному и тому же. Окажись либеральная оппозиция вне игры, как ей предсказывают, она загубит не только себя, но и Россию. Следовательно, на этом она и должна сосредоточиться: как избежать политической изоляции. И от западной мысли и “школы обучения жизни”, и от участия в российском политическом процессе. Кто спорит, сегодняшний Ельцин совсем не тот, что стоял на танке 21 августа. Как и должно было случиться, выросла под его крылом гигантская коррумпированная бюрократия и - хуже того - “партия войны” (проигрывают, проигрывают либералы психологическую войну!). Но при всем том он еще далеко и не Гинденбург, каким мечтают его увидеть Жириновский и кремлевская “клика”. Советником по национальной безопасности у него все еще либерал Юрий Батурин. И возглавляет президентскую администрацию все еще либерал Сергей Филатов. И министром иностранных дел у него все еще либерал Андрей Козырев. Я не говорю уже о его экономической команде, где тон задают такие бесспорные реформаторы, как Чубайс, Ясин и Лившиц. Короче, пусть Ельцин и не свой уже для демократов человек в Кремле.Но и не чужой.
Проханов, который тоже, в свою очередь, редко соглашается со мной, приходит к тому же выводу в своем “Завтра”:”… одна и та же группа советников (батурины, сатаровы, паины) обслуживает Ельцина и демократов”64. Пора, значит, президенту сделать выбор: либо он сумеет нанести решительный удар по демократам, не повторив ошибки непоследовательных “гекачепистов”, либо его сбросят, как Горбачева65. Ельцина Проханов терпеть не может. Для него президент - предатель (не Августа, конечно, но мечты о великой империи). Однако, как видим, работать с “глиной” он, в отличие от демократов, не брезгует. Веймарский сценарий суров, но он не делает фатальной политическую изоляцию реформаторов. Возможность избежать ее была в свое время и у японских, и у немецких демократов. Только вот воспользоваться ею не сумели ни те, ни другие.
Сумеют ли российские? До Чечни я ответил бы на этот роковой вопрос скорее отрица99