смогли договориться с народом. Его замысел требовал, чтобы сама страна вручила ему власть. Как завоевать народную любовь? Естественно, обещаниями. Картинами изобилия продуктов и товаров, сказочно выглядевшими на фоне продовольственного и товарного дефицита, уже начавшего доводить народ до белого каления. Но как заставить людей уверовать в этот резкий подъем благосостояния и жизненных стандартов, если ресурсы для него в стране отсутствовали, и всем это было известно, а расчеты на непопулярную иностранную помощь не совпадали с имиджем, который Жириновский себе создавал (он даже внешние долги, подобно большевикам, грозился не возвращать)?
Это, конечно, было самое шокирующее место в программе Жириновского: все, в чем нуждается Россия - отнять у более благополучных стран. Взять и ограбить их. Вот так: побряцаю ядерным оружием - и все появится. За 72 часа. А уж дешевую водку - гениальная предвыборная находка! - мы как-нибудь сами произведем.
Естественно, никто не мог публично выступить в поддержку таких планов. Даже всерьез обсуждать их казалось нелепостью. Само участие в выборах подобного кандидата их дискредитировало, придавая им оттенок фарса… Но откуда же тогда взялись эти отданные за него миллионы голосов? Кто они, избиратели Владимира Вольфовича? Неужели у политика такого толка есть в России столь внушительная политическая и социальная база?
Недоумениям не было конца. И только очень немногим наблюдателям, которые уже тогда рассматривали развитие событий в России сквозь призму веймарской гипотезы, метеорный взлет Жириновского представлялся совершенно естественным. По меркам сценария он даже, пожалуй, несколько запоздал. Если перед нами и впрямь веймарская Россия, то она обречена раньше или позже обрести своего Гитлера. Вот она его и обрела. Те самые слои населения, которые в веймарской Германии голосовали за Гитлера, должны и в “веймарской” России составлять заметный процент.
Ни сам Владимир Вольфович со своим немногочисленным тогда окружением, ни тем более его оппоненты, воспитанные на противостоянии коммунизму, а вовсе не гитлеризму, - никто из них тогда, в 1991 году, эту его истинную функцию не понимал. Но что с того? Исторические сценарии имеют свойство раскручиваться помимо намерений и воли главных действующих лиц.
Когда во время многолюдного митинга на Тракторном заводе в Челябинске в июне 1991 года будущие избиратели хором кричали Жириновскому: “А мы все равно будем голосовать за Ельцина!”, он спокойно им ответил: “Голосуйте. Вы хотите еще раз дать ему и другим шанс. Но они
“Я снова к вам приеду”
уже доказали свою беспомощность, свою некомпетентность, управляя вами. Через пять лет будут новые выборы, и я снова приеду к вам. А вот они уже не приедут, им нечего будет вам сказать”3.
116
И ведь как в воду глядел! Из шести тогдашних кандидатов в президенты четверо и впрямь канули в политическое небытие. Уцелели на национальной сцене лишь Жириновский и Ельцин. Но пяти лет еще не прошло, и большой еще вопрос - приедет ли в Челябинск Ельцин в июне 1996-го. А вот Жириновский, который на 15 лет моложе соперника, заверил меня, что не преминет приехать и напомнить тракторостроителям свой ответ. Теперь, я думаю, каждый принял бы эти его слова всерьез. А до декабря 1993 г., до выборов в Думу, его и слушать бы не стали. Феноменальный успех Жириновского не то чтобы забылся, но перешел в разряд анекдотов, которыми разбавляются суховатые политические комментарии. Все дружно сошлись на том, что это фигура случайная, эфемерная: еще немного попаясничает, а потом окончательно надоест всем и исчезнет. Запад же вообще пребывал все это время в счастливом неведении. Там просто игнорировали феномен Жириновского, словно бы июньской сенсации никогда и не было.
Поразительно, но даже в самом обстоятельном американском исследовании возможных исходов московского кризиса (“Россия 2010” Даниела Ергина и Тана Густафсона), опубликованном два года спустя после его фантастического дебюта, Жириновский упомянут лишь вскользь, посвящены ему всего четыре строчки, и даже в них авторы умудрились все перепутать, обозначив его партию как ответвление “Памяти”. Я не говорю уже о более поверхностных работах, как, скажем, “Черная сотня” Уолтера Лакера, где Жириновский представлен обыкновенным уличным скандалистом, непонятно чем обаявшим миллионы избирателей. Декабрьские выборы опровергли старую мудрость о снарядах, не падающих дважды в одну воронку. Русский Гитлер вовсе не исчез с политической сцены. Мало того, он окреп, его электорат вырос в два с половиной раза (с 6 до 15 миллионов). И даже сама российская Конституция, столь дорогая сердцу президента Ельцина, не имела шанса пройти на референдуме без поддержки Жириновского: из 58 процентов отданных за нее голосов 24 принадлежали ему.