После маскарада

– Бах, бах, бах, бах… – выпустила почти весь магазин куда-то в пространство сцены. Да так скоро, что Грених не успел понять, в кого именно она палила. Кто-то из актеров за занавесом тоже получил порцию свинца, принялся громко орать. Петя оттолкнул от себя ширму, его статист лежал ничком. Рита поднесла к своему виску дуло, Мезенцев налетел на нее сзади, потух свет – кто-то догадался выключить рубильник. И в ту же секунду раздался еще один выстрел. В зале воцарилась паника. Крики, стоны, вздохи, брань, топот наполняли темноту, превращая зрительный зал в адовый котел.

– Стоять, – хрипел потерявший контроль Мезенцев. – Всем стоять!

– Убила! Она его убила! – визжал Мейерхольд.

Тут же кто-то колотил по сцене чем-то тяжелым.

– Люк, спустите мне люк! – стонал Петя. – Кто-нибудь, внизу!

– Решетин, беги за подмогой. Фролов, за доктором живо, живо, живо, – сипло орал следователь.

Все кричали почти что одновременно, и Грениху насилу удавалось расчленить фразы друг от друга и из общего гвалта.

Заскрипел под полом механизм – Петя был услышан, он намеревался бежать через трюм, соединенный с подвальными помещениями театра. В темноте он только навредит себе. Рана не даст ему далеко уйти, даже если под полом ему окажут своевременную помощь.

Грених двигался по мосту в обратном направлении. Время, казалось, замедлилось. Он то и дело останавливался и, задерживая дыхание, прислушивался к шуму убегающих актеров. Снизу продолжал раздаваться топот, изредка перешептывание, стоны раненых вперемешку с проклятиями, мольбы поторопиться, лязг механизма: все еще спускали люк. Что в это время делали Рита с Мезенцевым – было непонятно, но их голосов Грених уже не слышал. Мезенцев, отдав приказ своим агентам, будто испарился.

– Петя, – вскричал Грених, едва его нога ступила на пол. – Петя, дурень! Остановись.

Профессор выпростал в темноту руку, направился на шум и на светящийся шар, пробираясь к люку, надеясь поспеть до того, как его станут поднимать. Он нащупал кресло, попал рукой во что-то мокрое, чертыхнулся, споткнулся о поваленную ширму, упал, стал щупать пол, нашел край отверстия. В слабом сиянии фосфоресценции, исходящей от шара, он различил под полом кого-то лежащим бесформенной массой – наверное, это был мертвый статист. Еще кто-то вращал ручку механизма.

– Петя, ты погибнешь, дурья твоя башка, если не остановить кровь.

В ответ лишь сверкнули два глаза, будто принадлежащие хищному зверьку – летучей мыши, крысенку – и тотчас исчезли в темноте. Люк с равнодушным лязгом встал вровень с полом. Воцарилась мертвая тишина.

– Петя, поздно прятаться! Все равно я тебя уже видел! – теряя терпение, крикнул Грених, опустив лицо к полу. А потом со всей мочи ударил кулаком в доски сцены и замер, прислушиваясь к звукам. Но, кроме собственного сиплого дыхания и сильного сердцебиения, слышно ничего не было. Он вытер испачканную прежде в крови и саднящую от удара ладонь об плащ, поднял голову, пытаясь различить кого-нибудь в партере.

– Мезенцев! – позвал Грених, начиная чувствовать себя в кромешной тьме совершенно беспомощным. – Рита! Фролов!

Никто не ответил. Театр вымер. Грених стоял на коленях посреди пустоты и темноты один. Он позвал еще раз, но ответом было его собственное эхо. За какие-то десять минут все успели разбежаться.

Но не мог же пропасть следователь, явившийся сюда разоблачать гипнотизера? Где агент УГРО? Где Фролов? Куда угодил последний Ритин выстрел? Попала ли она себе в голову? Успел ли Мезенцев выдернуть из ее руки пистолет?

Его пронзила ужасающая мысль – Рита ведь целилась вовсе не в Петю, а в него, в Грениха! Она к нему обращалась, продолжала верить, что за ширмой в кресле сидел Константин Федорович и сам производил гипноз. Она явилась убить его! Безжалостно прикончить! Она спустила в ширму пять пуль! Какая, оказывается, она глупая, суетливая психопатка!

Но последние два патрона она приберегла для себя. Перед глазами пронеслось долисекундное воспоминание: дуло у ее виска и налетевший сзади Мезенцев, который, возможно, спас ее от попытки самоубийства. Или не спас…

Поднявшись, оглушенный сим открытием Грених отправился за кулисы искать трещащий во тьме хриплыми звуками распределительный щит. Это была сложная система реостатов, реле и рубильников. На ощупь он щелкнул одним из них, засветил рампу, следом люстры, софиты. И вернулся оглядеть место крушения.

Под сценой, где стояла Рита, было пусто, крови немного. Зато ее оказалось полно на сцене. Залитый кровью пол, пять круглых дыр в полотне ширмы, разбитая керосиновая лампа. Поваленное кресло было пробито, пуля утонула в мягкой спинке, отверстие расходилось фантастическом цветком с лепестками, украшенными алыми брызгами. Все кругом в багровых отпечатках ладоней.