Еще две пули улетели вглубь сцены – там были части декораций, которые не поднимали на цепях к потолку, они крепились к полу. В картонных щитах с изображением мраморной лестницы зияли две пулевые дырки. Одна из пуль пробила задний занавес, отгораживающий сцену от кулис. Грених нырнул под него и нашел пулю, расплющенную о металлическую колонну. Он спустился со сцены, подобрал стрелянные гильзы. Да, скорее всего, стреляли из его браунинга, калибр – 7,65 мм.
Оглушенный, он еще долго стоял и смотрел то на поваленное кресло, то на дырки в декорациях, то на расплющенную о металлическую колонну пулю и золотистые цилиндрики гильз в ладонях, не зная, что теперь делать.
Глава 19. Седьмая пуля
Грених спустился со сцены и двинулся в фойе по следам убежавшей толпы – все почему-то бросились к верхним дверям, может, потому, что нижние, ведущие в вестибюль, были заперты. Непонимание, злость, давящее чувство, что в темноте и тишине театра кто-то притаился в засаде, терзали Константина Федоровича. Как оказалось, что Мезенцев и его агенты были в маскарадных костюмах? Понятно, что лишь ради операции старший следователь позволил себе облачиться индийским Раджой и, кажется, даже разукрасил лицо. Успел бы он вернуться из дома к Триумфальной площади и так преобразиться за то время, пока Грених ждал на колосниках над сценой? Прошло чуть больше часа… Успел бы Мейерхольд дозвониться до следователя, сообразить для него и его агентов костюмы, все объяснить?
Мезенцев находился в театре с самого начала, а наган у Риты был еще вчера… Выходило, что Мезенцев целенаправленно охотился на Грениха, действительно готовил на него облаву. Мейерхольд рассказал ему обо всем здесь происходящем еще раньше, а следователь сделал соответствующие выводы и разыгрывал простачка перед профессором, только чтобы дождаться удобного случая взять его с поличным.
Константин Федорович, ожидая любой неожиданности, пересек фойе и приближался к лестнице, освещенной тусклой лампочкой в потолке межэтажной площадки. Осторожно спустился на несколько ступенек…
Мезенцев стоял в желтом кружке света, а у его ног лежала мертвая Коломбина. Поломанной куклой с разбросанными в стороны руками и ногами, несуразно изогнутыми, точно тряпичными, она распростерлась на нижних ступеньках: черные короткие волосы разметаны, выбеленное лицо в крови, правое ухо и левый глаз – две почерневшие раны.
Мезенцев тащил ее за подмышки вниз, но опустил, услышав чьи-то шаги. В левой руке он за ствол ручкой вперед держал браунинг – тот, что Рита взяла с собой в театр на премьеру, собираясь убить Грениха, а потом и себя. Не верила ему, сходила с ума от чувств вины и собственной нереализованности. Она беспрерывно думала о смерти и добилась наконец своего: следователь не успел вовремя отдернуть ее руку, пуля вошла в голову за правым ухом наискось и вышла через левый глаз.
– Минуту назад она еще дышала, – с горечью выговорил Мезенцев и двинул в удивлении бровями. – Но что вы здесь делаете? Я ведь только что отправил Фролова за вами… Как вы поспели так скоро?
– Не притворяйтесь, – с ненавистью ответил Грених, избегая смотреть на Риту и уставившись в нелепо подведенные черным глаза старшего следователя – остатки грима и одежда делали его комичным персонажем из «Праздника в Багдаде». – Вы оставили меня в театре, сами тоже, видать, остались, раз успели так вырядиться. Кто бы мог подумать…
– Грених, вы прекрасно знали о готовящейся операции против этого собрания.
– Которое, похоже, вы сами же и созвали.
Мезенцев стиснул ладонь в кулак и с силой прижал его к левому глазу, веко которого дернулось в судороге. Устало он принялся размазывать черноту краски по лицу.
– Я не собирался вас подставлять, Грених. Я знаю, что вы о многом уже догадались, знаете, небось, и про взятую у вас обложку, и про заключенных, и про Петю… от вас ничего нельзя скрыть! Петю… жалко. Вы убили мальчишку руками этой безумной женщины. Откуда у нее оказался этот пистолет? Ей же дали наган, заряженный холостыми! Откуда у нее чертов браунинг?
Грених вынул наган и швырнул его к ногам Мезенцева.
– Этот?
– Как он у тебя оказался? – следователь в удивлении уставился на оружие, с грохотом упавшее перед ним на ступеньки.
– Рита подменила.
– Она должна была стрелять холостыми, навести панику, якобы застрелить организаторов…
– Якобы? – разозлился Грених. – Что значит «якобы»? Вам нужен был факт чьей-то публичной смерти? Смерти человека, который производил за той ширмой гипноз, не показывая своего лица? А потом что? Застрелили бы меня? И подбросили бы мой труп в этот театр? Так, что ли? Мейерхольд вам сообщил, что я здесь! Значит, вы планировали меня застрелить. Выстрел холостым, выключенный свет, и мой труп у ширмы – блестяще!
– Нет, нет, не так. Я лишь хотел твоей доброй воли. Заручиться твоим согласием.
Грених оскалился, замотав головой. Слов не нашел, чтобы выразить все недоумение, презрение и ярость, закипевшие разом.