После маскарада

Подобным способом введения в гипнотический сон профессор пользовался редко, только в работе с некоторыми преступниками, иногда чтобы опросить свидетелей особо запутанных дел или проникнуть в глубины подсознания и бессознательного трудно поддающегося лечению больного. И никому его не показывал, такой сеанс проводил всегда один на один с гипнотизируемым или же действовал незаметно, как фокусник.

Шкловского он тоже гипнотизировал, нажав на средостение. Но техника не сработала, потому что тот стойко сопротивлялся внушению, его внимание не было сосредоточено на часах.

Чтобы добиться столь молниеносного эффекта, Грених возобновил изучение рефлексов головного мозга, идеомоторных актов, чувствительности и восприятия. А идею освоить мгновенный гипноз ему подал тот, кто должен был явиться, по иронии судьбы, на маскарад в костюме Фокусника.

Это были старые как мир цыганские секреты, доставшиеся братьям Грених почти даром.

Как и когда-то в Преображенской больнице, Константин Федорович подошел к их изучению с научной точки зрения и открыл то, чего раньше не знал – некоторые рычаги воздействия на нервную систему, связанные с сердцебиением, дыханием и процессом моргания, когда мозговая деятельность снижается на доли секунды. Открытия эти были столь ошеломляющими, удивляющие своей поверхностной очевидностью, что Грених пока даже записывать ничего не стал, чтобы такие опасные секреты гипнотизации и умения влиять на сознание не попали кому в дурные руки.

Глава 16. За дело берется старший следователь Мосгубсуда

– Это невероятно! Вот как вы развязываете языки? Я слышал, но чтобы видеть!.. Потрясающе! – тараторил Воробьев, когда они с Гренихом устремились по мокрым улицам из университета в Трехпрудный переулок навестить Шкловского. Дождь прекратился, но солнце не вышло. Духота лишь усилилась от пролитой на мостовые влаги. Сильно пахло прелой травой, глиной, разбухшим от влажности деревом и мокрой брусчаткой.

Грених поднял глаза к небу, где свинец грозовых туч встречался с умытой зеленью пышных крон. Ветер поминутно швырял в лицо мелкие брызги с веток. Поморщившись от головной боли, усталым движением он утер со лба капли и опять вперился взглядом в свои ботинки – предстоял непростой разговор с человеком, которого, как оказалось, он знал, но бесконечно давно: прошло будто лет пятьдесят, хотя всего лишь десять-двенадцать. Жизнь помотала Шкловского, отняла фунтов тридцать веса, часть волос, добавив седины и морщин. Да и был он больше консультантом брата, чем его. Может, он тоже не вспомнил Грениха. Не стал бы, поди, дурить, знаючи, кто перед ним. Но Грених позволил обмануть себя: дважды Шкловский изображал невинную жертву, да еще и подыграл Константину Федоровичу во время сеанса гипноза в туалете. Чуял профессор – что-то было не так в нем, какая-то уж больно волшебная податливость. Но привык, что ввести в гипноз у него теперь легко выходит, расслабился и получил по носу – за дело.

– Вы научите меня? Научите? – терзал его Петя.

– А я уже собирался просить тебя забыть то, что ты видел, – пробормотал Грених со слабой попыткой пошутить. Теперь он жалел, что позволил ярости руководить собой. Нельзя было при Пете таких фокусов устраивать, ведь мальчишка еще. Научиться такому гипнозу непросто, да Грених и не станет сейчас раскрывать ему все тонкости. Но ведь юный ученый уже грезил о том, как при какой-нибудь Маше демонстрирует владение подобным мастерством.

– Ты бы помалкивал, особо об этом распространяться незачем, – заметил Грених.

– Я – могила!

– Серьезно. Научу, но позже, вот курс кончишь – тогда и посмотрим.

Они перешли улицу, пропустив перед собой черный таксомотор, завернули в знакомый подъезд дома № 2А, поднялись на второй этаж. Грених постучал, никто не открыл. Петя приложил ухо к двери, стал прислушиваться – тишина. Он нагнулся к замочной скважине, долго в нее смотрел, потом неожиданно стал принюхиваться.

– Что-то с прошлого раза не особенно выветрилось? – прогундосил в ладонь Петя. Грених не ответил, ощутив подспудное беспокойство, сунул ему книгу, что отнял у Хорошилова, тоже нагнулся к дверной ручке. Запах, выделяющийся при реакции серной кислоты с сахаром, давно бы весь вышел спустя три недели. Из квартиры пахло едко, как в первый раз, когда обнаружили фининспектора, курировавшего Сахарпромтрест, и беглого рецидивиста Тимохина из Новгорода, равно как и во второй, когда попались Куколев и двое жуликов из дутого Закаспийского общества взаимного кредита.

Он схватился за ручку знакомой двери и дернул, навалился плечом, саданул раз, два, три – треснул шов на рукаве, понял, что не совладать со старой дверью из массива дуба, метнулся к квартире напротив, затрезвонил в звонок. Дверь почти тотчас же распахнулась, видать, они наделали порядочно шума. На пороге показался рыжеволосый паренек лет четырнадцати, с веселой улыбкой во все лицо.

– Управдом в какой квартире живет?

– Это мой отец, сейчас позову, – лицо мальчика посерьезнело.