После маскарада

Грених, конечно, не смог бы проверить правдивость слов старшего следователя, а спросить у Хорошилова уже не было возможности, и он пожалел, что не уточнил время проведения операций. Хотя аргумент у Мезенцева был железный – кто-то другой пользовался гипнозом, и прооперировать Куколева мог тоже кто-то другой, не сотрудник колонии.

– Давайте разбираться, – предложил Мезенцев, раскрыв ладони.

Вместо ответа Грених вынул из-за пазухи карточку с приглашением и протянул ему со словами:

– При обыске вы не нашли, потому что допустили оплошность: обыскали квартиру, а меня забыли.

Мезенцев взял карточку, поморщившись так, словно пришлось хлебнуть лимонной выжимки.

– У Риты есть такое же. И его вы не нашли, так как оно лежало в кармашке ее платья, которое вы тоже обыскивать не стали.

– Грених, вы невозможный педант. Признаю, ну оплошал. Вы довольны?

– Нет. Я не доволен совершенно. Пошло почти два месяца, но до сих пор неизвестный с командой покрывает тела черной пеной, в газетах он появляется как герой и, возможно, под носом у милиции организовал еще и театральную антрепризу с элементом гипноза.

– Не вижу связи между антрепризой у Мейерхольда, о которой вы рассказали, и нашим Зорро. Что там может быть такого у этого Мейерхольда, кроме его театральных причуд?

– Вот именно, – Грених с досады вскинул палец в воздух, – в этом-то и беда, что вы не нашли связи, потому дело стало. Смерть Лиды Фоминой и Синцова для вас – бытовая случайность. Но если в тот день, когда вы переворачивали мои полки в поисках… Позвольте уточнить, чего именно? Тех жалких остатков от работ по психохирургии Максима Грениха? Если бы вы, вместо того чтобы переворачивать вверх дном мою библиотеку, обыскали меня и Риту, то приглашения были бы у вас в руках, и вы бы уже шли в нужном направлении, а не топтались на месте.

– Что ж вы оба мне их не отдали?

– А с какой стати? Рита – летающая в облаках артистка. Я – судебный медик, мое дело – в трупах скальпелем ковырять. Когда приглашение лежало у меня в кармане, я ведать не ведал, что театральная постановка обернется припадком бешенства у Стешиной и смертями Лиды и Синцова. Это ваша работа – раскрывать преступления.

Мезенцев сжал губы так, что те посинели, его щека дергалась от непрерывного спазма, временами он моргал, тщетно пытаясь справиться с непроизвольными мышечными сокращениями.

– Мы в одной лодке, Грених. Меня, как и вас, пытаются одурачить. Нужно объединиться, а не драть друг другу глотки.

– То есть вы позволяете делиться с вами моими умозаключениями?

– Говорите.

– Так вот я отвечу, наконец, почему я пришел в эту квартиру. Шкловский и я – в прошлом знакомы. Но я его не узнал поначалу. Подозреваю, что он меня – тоже. Не вспомнил, чем я занимался и кто я, не связал с опытами, что ставил мой брат. Хотя он участвовал в них как консультант по гипнозу. Шкловский – фокусник, циркач, демонстрирующий тот род фокусов, когда из толпы вызывают любого человека и на глазах, заговаривая его, заставляют выделывать разные штуки: по-петушиному орать или петь арию, которую он в помине не знал. Также он читает мысли, это ментализмом называется. А чтобы на публике мысли якобы читать, надо хорошо знать поведенческую психологию. Он дрожал и блеял при вас, на самом же деле он замечательно владел и собой, и ситуацией. Он ловко подыграл мне, изобразив гипнотический транс, решил, что перед ним новичок. Я должен был заметить подвох, проверить реакцию зрачка и сухожильные рефлексы, но не сделал этого. Здесь… и я оплошал, Сергей Устинович.

– Этот ваш гипноз… – процедил Мезенцев. – Вот никогда он мне не нравился. Лучше бы его не было. Одно дело, когда только мы им владеем, другое – когда против нас его используют. Значит, Шкловский тоже был гипнотизером?

– Получается, так.

– Думаете, что это он в антрепризе участвовал?

– Вполне возможно, что косвенно, как консультант. Но, думаю, не он проводил сам гипноз. Его убили свои же. Не прошло ведь и трех часов с тех пор, как я Пете поведал о том, что вспомнил его… Точно кто-то в больнице подслушал и тотчас дал сигнал избавиться от единственной зацепки в следствии, которая только-только мелькнула на горизонте.

Грених поднялся, стал расхаживать, ярость схлынула, он вдруг ощутил, что нащупал нечто очень близкое. Ответ. Ответ, маякнувший ярким драконьим хвостом и испарившийся, но все же притаившийся где-то рядом. Нужно было только хорошенько подумать, поразмыслить. Он остановился, сжав кулаки и уставившись на Петины ботинки с разными шнурками.

Кто-то в больнице работал на эту команду убийц. Кто-то передавал техники гипноза, установил слежку за Гренихом, кто-то вовремя убрал Синцова и Шкловского.

Грених продолжал попытки нащупать ответ на эти вопросы. Тот словно дышал у его правого уха, дразнился, играл в жмурки, стоило Константину Федоровичу повернуться вправо, ответ принимался дышать слева.

Он продолжал пялиться на ботинки Пети, пока стажер не выпрямился и не убрал ноги под кресло, глядя на профессора испуганно-вопросительными глазами.