После огня идёт снег (ЛП)

- Значит, ты работаешь с золотом и серебром, - проговорила Ауда, разглядывая аккуратно развешенные на стене инструменты.

Внизу, на столах, лежали кое-какие незаконченные вещицы: пара ножниц в форме озёрной птицы с длинным клювом, хрустальный флакончик, украшенный золотым узором, лампа с красноватыми стёклами в форме листьев, изящная серебряная коробочка для хранения табака или чая. Почти всё это было задумано им для Тауриэль.

Ауда взяла серебряный обруч и повертела его в руках, любуясь переплетениями вырезанного по всей длине бриллиантового узора.

- Это очень красиво, - она посмотрела на Кили, - Твоя работа ничуть не хуже той, что делают знаменитые ювелиры в мастерских моего отца.

- Спасибо, - ответил он, - Меня учил Руни, при жизни он был лучшим ювелиром в Синих горах. Дядя хорошо платил ему, чтобы он оставался в наших залах; наследник Дурина должен быть мастером своего дела.

- Должно быть, ты работал долго и часто, - заметила Ауда, наконец-то занимая предложенное ей место.

- Каждое утро я проводил на тренировочной площадке, а вечера в мастерской.

Молодая гномка посмотрела на него, такая суровая рутина явно впечатлила её. Большинство гномов скорее всего предпочли бы быть либо воинами, либо ремесленниками, но не тем и другим вместе, и посвятили бы всё свое время одному из этих занятий.

- Работа ювелира сложна, но для меня это был способ расслабиться, - признался Кили.

И всё же это было не так уж давно, и Ауда по приезде наверняка заметила это.

- А чем ты занят сейчас?

- Да так, ничем, - Кили пожал плечами, - Пока нет. Я…

Он помолчал, пока она изучала карандашные наброски ларца, лежащие на столе.

- Не так уж плохо, - наконец сказала она.

- Для иностранного рынка возможно. Но тебе я бы его не подарил.

- Хм, - Ауда взглянула на стопку набросков в конце стола, - Можно? - спросила она, протягивая руку.

Все эти рисунки были задуманы для Тауриэль, а теперь стали просто реликвиями, и Кили не хотел, чтобы Ауда видела их, но всё же с лёгкостью ответил:

- Да.

Он чувствовал, что обязан оказать ей эту любезность, особенно после того, как последние недели почти не обращал на неё внимания. Девушка придвинула стопку к себе, медленно перелистывая страницы. Кое-что из этих набросков он уже сделал - оловянную фляжку, паучка с драгоценными камнями, нож, - другие же остались просто фантазиями, которые он берёг, и которые теперь уже никогда не станут реальностью.

- Это прекрасно, - выдохнула Ауда, - Если бы ты не был принцем, то мог бы сделать себе имя, как ювелир.

Она перевернула ещё один лист и склонилась над очередным рисунком. Кили заглянул ей через плечо и почувствовал, как у него дрогнуло сердце. Она разглядывала кольцо с извилистой филигранной лентой, украшенное одним-единственным огранённым камнем. Он хотел сделать его из мифрила, вставить бриллиант, а потом подарить его Тауриэль, когда будет просить её стать его женой. На начало помолвки было принято дарить то, что получатель мог бы носить.

- Ты уже сделал что-то из этого? Ты должен, - мягко настаивала Ауда, поднимая стопку рисунков с обручальным кольцом наверху.

Кили понимал, что она просто хотела ободрить его, ведь она не могла знать назначение этих эскизов. И всё же ему было невыносимо видеть, как она восхищается вещами, которые в первую очередь должны были вызвать восторг у Тауриэль, не мог слышать, как она говорит о них так, словно для него это был просто вызов его мастерству или средство спасения от скуки.

- Нет, - резкость в его голосе удивила его самого, - И уже никогда не сделаю. Положи! - он почти кричал.

Ауда посмотрела на него снизу вверх пустыми широко раскрытыми глазами, удивлённая и задетая его вспышкой. Его гнев исчез так же внезапно, как и загорелся, сменившись глубоким, болезненным чувством вины. Вот до чего дошло; он уже игнорирует и отвергает свою будущую жену, как он этого и боялся. Он сам подталкивал её к тому, чтобы она стала той изголодавшейся по любви, несчастной женщиной, которая приснилась ему однажды, и он искренне ненавидел себя за это. Ауда осторожно положила бумаги на стол, и в глазах её блестели слёзы. Кили схватил её за руку.

- Ауда, прости меня! - он всхлипнул, - Я не хотел, прости!

Она ошеломлённо взглянула на него. Кили неловко прижал её руку к своей груди.

- Ауда, я хочу заботиться о тебе так, как ты того заслуживаешь. А ты на самом деле заслуживаешь гораздо большего, чем я тебе дал. Я не хочу причинять тебе боль. Я не хочу, чтобы ты чувствовала, что я тебя не хочу!

Он ощущал, как по его лицу катятся слёзы.

- Кили! - выдохнула Ауда, слегка поправив свою руку в его так, чтобы она могла прижать к нему ладонь.

Этот жест одновременно был успокаивающим и полным отчаяния.

- И всё равно правда в том, - продолжил он дрожащим голосом, - Я не могу хотеть никого, кроме неё. Я пытаюсь, о Создатель, я… пытаюсь отдать себя тебе. Но я не могу! Я не знаю, как! Ауда…

- Я знаю, что ты любишь её, - тихо ответила она, по её щекам тоже текли слёзы, - И тебе не нужно притворяться, что это не так. Нам обоим будет легче, если ты не будешь притворяться.