- Учитывая твои отношения с принцем, ты идеально подходишь для того, чтобы работать над созданием такого союза.
Она едва не подавилась медовухой. Откашлявшись, она поняла, что Трандуил внимательно смотрит на неё, чуть приподняв бровь.
- Я не уверена, что сейчас в Эреборе мне будут рады, - призналась она, отдышавшись.
Король молчал, но его встревоженный взгляд как будто спрашивал: Валар, что ты натворила теперь? Тауриэль чувствовала, как у неё горят щёки.
- Должно быть, я была слишком прямолинейна, выражая свою привязанность к принцу, - выдавила она, - И король не одобряет наших… Эм…
На лице владыки Зеленолесья промелькнула тень улыбки.
- Тауриэль, до сих пор ты была очень способным офицером. И то, что сейчас ты так легко поддалась волнению, говорит о том, что ты попала на неизвестную тебе территорию.
Это было похоже на шутку; её король шутил над тем, что она была влюблена и совершенно сбита с толку. Она допила медовуху, от напитка её лицо горело не меньше, чем от смущения.
- Мой господин, я приложу все усилия, чтобы добиться дружбы Подгорного короля, - с осторожностью ответила эльфийка, отставляя пустую чашку.
- Я в этом не сомневаюсь, - Трандуил встал, и она сделала то же самое, - Но мы поговорим об этом позже. Тебе нужно отдохнуть, - мягко добавил он.
- Благодарю вас, - ответила Тауриэль.
Она присела в реверансе и, выходя из комнаты, с трудом подавила желание оглянуться через плечо и посмотреть на него в последний раз.
*********
Кили развернул письмо и снова прочёл его.
Мой милый Кили
Я получила прощение своего короля и должна как можно скорее вернуться в Зеленолесье. Но желания мои остались неизменными, и я забираю с собой твоё обещание. Я найду возможность встретиться с тобой.
Твоя Тауриэль.
Эти несколько строк гном помнил наизусть, но ему нравилось перечитывать слова “Мой милый Кили” и “твоя Тауриэль”, написанные её простым, но изящным почерком. Эту записку несколько недель назад передал ему Фили, который получил её от Барда. Он до сих пор удивлялся тому, что Тауриэль решилась доверить свою тайну озёрному жителю, ведь она была так застенчива и скрытна в своих чувствах. Но его согревала мысль о том, что она пошла на этот риск, чтобы убедиться, что он знает, куда и почему она исчезла. И он был по настоящему рад узнать, что теперь у неё есть дом, куда она могла бы снова вернуться.
Кили сложил письмо и положил обратно в ящик шкафа рядом с маленькой серебряной табакеркой, в которой лежала прядь её волос. Её дар заслуживал достойного способа хранить о ней память, но он до сих пор не мог выбрать для него идеальной оправы. Медальон? А может, брошь? Серебро или золото? Завтра вечером он спустится в одну из мастерских, а там будет видно.
Наверное, будет даже лучше, если Тауриэль на время уедет в Гринвуд. Так у него не будет искушения найти способ улизнуть, чтобы увидеться с ней, ведь Торину это определённо не понравится. Но как заставить дядю принять его чувства к ней, Кили и понятия не имел.
Он надеялся, что для этого будет достаточно доказать свою верность семье и королевству, работать над восстановлением Эребора, исполняя всё, что от него требовалось. То, что любя Тауриэль он по прежнему мог достойно исполнять свои обязанности, оправдало бы его привязанность к ней. Но теперь Кили понимал, чтобы доказать, что он не ошибся с выбором, потребуется нечто большее, чем просто демонстрация того, что на него можно было положиться. Молодой гном был почти уверен, что Торин на самом деле не считал её плохой, но даже это, казалось, не доказывало того, что столетия гномьей чести и традиций, да и сам Эребор, не рухнут из-за острых ушей эльфийки, если он выберет её.
Кили хотел доказать, что он взрослый, надёжный гном, который не избегает проблем - подобное поведение попахивало ребячеством. И всё-таки, что делать дальше, он не знал. Если истина не могла говорить сама за себя, что мог сказать он, чтобы доказать, что его преданность Тауриэль не противоречит верности семье?
А когда придёт его мать, что он скажет ей? До сих пор Кили не особо беспокоился о её реакции; у него было достаточно проблем с Торином и остальными. Скорее всего, она будет в шоке. Этот поход давал ей множество причин для беспокойства за них, но она уж точно и представить не могла, что ей придётся волноваться из-за того, что её сын влюбится в эльфийку, во врага. Но несмотря ни на что, он надеялся, что она помнит, каково это, любить кого-то, и если не одобрит, то хотя бы поймёт, что он должен делать.
***********
Было раннее лето. Торин глубоко вздохнул, ощутив дуновение лёгкого свежего ветерка. Впервые за многие десятилетия тепло и жизнь этого мира отражали его чувства - он больше не ощущал себя пойманным в ловушку своей собственной бесконечной зимы, зная, что никогда не сможет быть счастливым, пока не будет восстановлен его дом и не заглажены старые обиды.