Вольфганг был стратегом, его размышления охватывали больше пространства, были грандиозными замыслами, он требовал альтернатив своим собственным мыслям. Он искал решения, а не решения, просто потому, что у него была власть их принимать. За его обычным внешним обликом скрывался человек из секретной службы мира и культуры, мира и культуры. Он был приятен мне, его взгляд был свободен от мелочности и необъективности. Но он разделял удовольствие от ритуала со всеми остальными мужчинами-функционерами: тост или небольшая застольная беседа по особому случаю, официальное оформление юбилеев или событий, политическое заявление, подчеркивающее важность какого-либо процесса, и так далее.
Вернер был практичным человеком, работающим над деталями, хитрым лисом, который никогда не раскрывал свои карты. Он был потрясающим комбинатором, неизвестным двойником и ловкачом. Мне было неловко, когда он не замечал, что я вижу его насквозь. Он всегда играл одновременно на многих сторонах, чтобы скрыть, какая из них для него важна. Иногда я играл, чтобы быть лучше, но мне это не нравилось. Это были моменты, когда я чувствовала, что он не воспринимает меня всерьез, он хочет обойти мою волю. Я для него объект, а не товарищ. Но он был и приятным собеседником, с ярко выраженной радостью к гостеприимству и благополучию.
Даже в самые уютные, дружеские моменты я никогда не забывала, что эти люди — мои «сиделки» с государственным мандатом. Шаг, сделанный в ГДР, означал одновременно и то, что я попала в зависимость от них. Я не боялась этой зависимости, я знала, что она не будет использована.
«Что ты хочешь делать с нами, какую работу ты хотела бы получить, в каком городе ты хотела бы жить, как бы ты хотела, чтобы тебя называли? Давай посмотрим, сможем ли мы превратить все твои желания в историю».
«У меня был некоторый опыт работы с репротехнологиями из подполья, «и не ездите в провинцию, если о Берлине не может быть и речи из-за безопасности, то хотя бы отправляйтесь во второй или третий по величине город».
После шести месяцев подготовки я отправился в Дрезден. Я был полон любопытства, тревоги и волнения.