После отбоя

О рейдах в тыл врага было особенно много вопросов слушателей. Полковнику не раз приходилось возвращаться на исходные позиции, на клочки земли, отвоеванные у врага, именуемые плацдармами. Наконец он поднял руку, объявил:

— Все, товарищи, наше время истекает.

— Как? А встреча на Эльбе? — взмолился Гена Ветров.

— Туда сегодня не доберемся. Отложим до следующего раза.

— Кузьма Прокофьевич, а про отметины ничего не сказали, — напомнила Юля Галкина.

— А что про них говорить? Эти знаки отличия никому не видны. Одни обработаны медсестрами прямо на поле боя, другие — в полевых госпиталях, третьи оставляли на послевоенное время. Один осколок до сих пор ношу в себе. Время от времени врачи прощупают, просветят рентгеном, перемежат свою речь латынью, расстроят: «Пока ничего тревожного». Пока…

Устные вопросы прекратились, зато шли письменные. Снегов любил, когда к столу текли записки — желанные ниточки, связывающие его с аудиторией, свидетели заинтересованности слушателей.

Сегодняшняя почта была особенно обильной: расскажите свою биографию, биографию, биографию…. Перечислите все награды и за что они получены… Кузьма Прокофьевич рассортировал записки по отдельным кучкам, показал на некоторые:

— Опять о моей биографии, наградах, отдельных сражениях. Уже договорились: нет для этого времени. Пожелаете — встретимся в другой раз. Перейдем к другой группе вопросов. «Как вы стали директором завода? И вообще как оказались в наших краях?» — зачитал Снегов одну из записок. — Очень просто: наступила полоса раздумий, как устраиваться в большом новом доме, именуемом жизнью. Прослышал о новостройках Сибири, списался со своими бывшими сослуживцами и во главе сборной танковой роты прибыл сюда.

— Прямо директором? — с завистью спросил Кирка Симагин.

— А как же? Специально держали вакантной должность директора, пока Кузьма Прокофьевич Снегов пожалует на берега Енисея и торжественно, по ковровой дорожке поднимется в свой кабинет. Шучу, конечно. Вместе со своими танкистами, как отец с сыновьями, пошел в вечерний техникум промышленности строительных материалов. Сдал экстерном — бронетанковая академия помогла. То, что касалось металла — знаний хватало, да и по бетону кое-какие сведения были.

— Значит, после техникума директором? — добивался Симагин.

— Нет, работал мастером.

— И уж потом директором?

— Да, и уж потом директором, — удовлетворил наконец любопытство Кирки Снегов.

— Вся ли сборная танковая рота вместе с вами работает? — поинтересовался монтажник Аникеев.

— И одной трети не осталось, — почему-то с гордостью сообщил Снегов. — Разбрелись по всем заводам Красноенисейска бригадирами, мастерами. А вчера четырех человек отдал райвоенкому в школу прапорщиков. Но на некоторых обижен, вон хотя бы на Тимофея Боброва.

— За что же, Кузьма Прокофьевич? — с огорчением спросил Тимофей.

— Не за то, что ушел с завода, а что техникум не окончил. Вместе начинали. Да ладно уж, увидел сегодня фотографию на Доске почета — простил. Сейчас на заводе уже не сводная танковая рота, а батальон, пожалуй, и не батальон, а танковая бригада. Ежегодно прибывает пополнение.

Он развертывал записки, читал про себя: «Почему прекратилась поставка материалов для пускового корпуса?» «Как вы смотрите на наш встречный план?» Н-да..« У себя на заводе он сам вызывал рабочих на откровенный разговор, а здесь его положение становилось деликатным. Не послать ли за подкреплением?

— Товарищ Бобров, если начальник управления у себя, попросите его зайти в ленинскую комнату.

— Понял, — чему-то улыбаясь, проговорил Тимофей и сорвался с места. А улыбался Тимофей тому, что Снегов так же, как и он сам, не мог привыкнуть к названию «красный уголок», а по-прежнему, по-армейски именовал ленинской комнатой.

Иванчишин был в коридоре и через минуту уже стоял перед директором.

— Подслушивали? — спросил Снегов.

— Слушал, — поправил тот. — И не один.

— Присядьте. Да не на задворках, а рядом, за столом.

Он пододвинул к нему стопку записок, кивнул: дескать, посмотрите, вас касается. Развернул очередную бумажку и густо покраснел. «Товарищ полковник, как вы могли позавчера прислать пять автомашин с бракованными плитами покрытия?» Снегов зачитал вслух, потом долго смотрел на присутствующих, точно пытаясь угадать, кто мог сочинить такой пасквиль. Наконец ответил:

— Клевета. На нашем заводе такого не могло произойти!

— Произошло, Кузьма Прокофьевич, — подтвердил Иванчишин.

— Пойдемте смотреть.

— Лучше завтра, засветло.

Кузьма Прокофьевич шлепнул ладонью по столу, словно хотел приклеить злосчастную бумажку, затем сунул ее в карман и быстро, не попрощавшись, вышел из красного уголка.

2

Снегов приехал к Иванчишину на другой день, потребовал:

— Показывайте!

Директор и так рослый, а сейчас казался еще выше, в глазах та же смесь тревоги и негодования, с которой он покинул вчера красный уголок. На нем было серое пальто из офицерского драпа, серые каракулевые воротник и шапка пирожком. Они шли молча, только когда Леша свернул в сторону от пускового корпуса, директор резковато спросил:

— Куда ведете?

— Туда, где нашла применение ваша продукция.