После первой смерти

  Он смотрел на нее пустыми глазами. Силы оставили её, как и надежды. О чём она говорила – о любви, о детях, о семье – ему это было непонятно. Даже любовь в постели или секс. Она снова поняла, насколько он был невинным в наиболее ужасном смысле этого слова: невинность монстра. Но ей надо было упорствовать.

  - Ладно, тогда чего ты хочешь добиться? Что хорошего в том, что ты убежишь? Ты – один. Один на всём свете. Те трое, что были с тобой, мертвы – те, кого ты назвал Антибэ, и тот черный парень. И Арткин. Кто из них остался? Никого. Умер твой брат, а теперь и твой отец.

  Он в ошеломлении смотрел на нее. Его несвежее и протухшее дыхание, попало ей в рот, в её ноздри.

  - Мой отец – о чём ты? Теперьмой отец?

  Когда она произносила эти слова, она не осознавала их значение, того, что они в себе несли, того, что эти слова впитали в себя ранее, значение которых дошло до неё лишь только сейчас, словно внезапно осенивший ответ на вопрос трудного экзамена в школе, задолго после того, когда это было выучено и забыто. Теперь, возможность того, что Арткин был отцом Миро, раскрывалась до конца, также как и понимание того, что Миро этого не знал и никогда об этом не задумывался. И даже сама Кет сомневалась в этом. Могло ли это быть истинной? И смогла ли бы она использовать осознание этого как своё преимущество?

  - Арткин. Он был твой отец, не так ли? - сказала она, пристально наблюдая за изменением его реакции.

  - К чему ты это говоришь? Ты ж ничего не знаешь о нас.

  - Вы напоминали мне сына и отца, - сказала Кет, импровизируя, суетливо перебирая мысли. И затем она увидела правду: - Когда я увидела вас в масках, в первый раз, я это поняла. Ваши губы, глаза – одни и те же. И мне стало непонятно, почему ты не называл его отцом.

  - Это невозможно, - закричал Миро, пытаясь отвернуться от неё. Но не было места, чтобы хоть как-то избежать её глаз и слов.

  - Почему невозможно? - спросила Кет, заставляя себя продолжать говорить, не прерывать беседу. Она снова вытягивала из него жилы, чтобы выиграть время, застать его врасплох, снова вывести его из равновесия. - Разве ты не говорил, что он нашел вас с братом в лагерях и отвёл вас в школу? Сделал бы это незнакомец? Возможно, он искал для вас место, где вы будете в безопасности, и заботился о вас? И почему он вернулся к вам позже? И сделал бы он всё это, не будь он вашим отцом? Если б он был всего лишь незнакомцем?

  - Мой отец умер, и мать тоже. Давно. Они подорвались на мине, - настаивал Миро, но теперь в его голосе было сомнение.

  - Но ты же не видел, как они умерли. Кто-то рассказал твоему брату, а он – тебе.

  Арткин его отец? Он не мог убедиться в том, что это правда. Потому что был червь, ползающий у него в сердце, червь, который говорил ему, что это он в ответе за смерть Арткина, он предал Арткина, он схватил девушку вместо того, чтобы предупредить его о приближении солдат на мосту. Он предпочёл девушку и свою собственную свободу жизни Арткина, который был для него всем, а теперь даже и отцом.

  Из него вырвался крик. Из его глубин. Крик, следующий за горем, болью и мукой, текущими через его тело, потому что кровь должна течь из раны. Звук укутал Кет так, что она стала частью этого крика. Он оторвал от неё лицо. Его голова была закинута назад, он наполнял криком воздух, словно смертельно раненное животное, объявляющее о последнем моменте отчаяния.

  Кет обняла его и начала баюкать, гладя его свободной рукой. Его вопль начал теперь переходить в слово, вырывающееся из этого их укрытия. «Аааарррткиииин!» Крик чуть ли не разорвал на части весь этот их шалаш, а затем установилась тишина, похожая на смерть, и лишь слабое эхо осталось в ушах. Кет стала его качать, так же как она это делала с детьми в автобусе, мягко напевая. Это была тихая песня без мелодии, слова не имели значения, но звуки были способны принести ему комфорт и утешение. Она закрыла глаза, окутав его, прижав его к себе, со всей своей сердечностью и дыханием, с её потом и её мочой.

  Он нажал на спусковой крючок, и пуля разбила её сердце. Она умерла в считанные секунды.