После первой смерти

  Когда Кет Форрестер была девятилетней девочкой, она чуть ли не в обморок падала при одном лишь слове «смерть». Кусок мяса мог застрять у неё в горле. Однажды, она испытала настоящий ужас, когда её горло было забито мясом, которое не двигалось ни туда, ни сюда, перекрыв доступ воздуха в легкие, когда она не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. Она задыхалась, и лишь сумела встать на ноги с выпученными глазами и замороженным полуоткрытым ртом. Затем она не могла сдвинуться с места, произнести какой-либо звук, она была беззвучно парализована, и её сознание занимала лишь одна мысль: «Я умираю, и никто об этом не знает». Хотя с нею за столом сидели и мать, и отец. И спустя момент, когда ей уже угрожало удушье, и всё в этой комнате начинало становиться тусклым и далёким, то вдруг каким-то чудом пробка из мяса ослабла. И она поднатужилась и кашлянула, и мясо вернулось обратно рот, открыв доступ воздуха в её лёгкие. И судорога схватила ломкой болью все её кости и мускулы, жадно отбирая у лёгких воздух, и она тут же искупалась в холодном поту, заблестевшем на её коже. Вместе с дыханием прибыло ощущение того, что смерть отложена на другой раз. И наступило приятное осознание того, что она и вовсе не собиралась умирать, она хотела жить. Жизнь стала для неё актом движения и способности дышать. Жизнь внезапно стала для неё такой красивой и яркой, как музыка, вдруг зазвучавшая в её сердце и ставшая её спасением.  

  Спасением.

  Но не на сей раз.

  На сей раз, всё остановилось, как останавливаются часы, и боль стала её телом, а тело – болью, и она точно знала, что случилось, и что должно было случиться. Пистолет уже был не у груди. Боль наступила между вдохом и выдохом.

  «Боль… ничего себе… я умираю между вдохом и выдохом… мама и папа, я не могу дышать… и никто не скажет мне, какой я была хра…»

11.

Привет, отец.

Бен, ты – здесь. Ты вернулся.

Да, я - здесь. Ты искал меня, не так ли?

Так долго, Бен.

Как долго, отец? Недели? Месяцы?

Долго, даже слишком долго.

Но всё время я был здесь. Разве ты этого не знал?

Иногда я думал, что это так.

Значит, ты не потрудился поискать тщательнее и глубже.

Я пробовал, Бен.

Ты пробовал это изо всех сил?

Я делал всё, что мог.

Ты на самом деле хочешь вернуть меня назад?

Да, конечно.

Возможно, ты обманывал себя. Или обманывал меня. Какая разница?

Не играй со мной, Бен.

Я не играю, папа. Я лишь хочу знать, на самом ли деле ты хочешь вернуть меня назад. Я уже возвращался прежде.

Но я не этого знал.

Нет, ты знал. Видишь стопку бумаги возле пишущей машинки. Видишь? Это был я.

Но я не видел тебя. Я лишь видел бумагу.

Мне надо было уйти, но теперь я снова вернулся назад.

И я рад этому, Бен, рад.

Разве ты не хочешь узнать, где я был?

Ты не пожелаешь рассказать мне, Бен.

Потому что ты уже знаешь, не так ли?

Не говори этого, Бен.

А я хочу тебе это рассказать.

Рассказать что?

Где я был. Откуда я вернулся.

Но я не могу об этом говорить.

Это плохо, слишком плохо. Требуется так много, чтобы вернуть меня назад. Всё это время. Всё это время наблюдения из окна и всё это время бессонных ночей, когда даже пилюли не помогают уснуть. Всё это время, и теперь ты не хочешь об этом говорить.

Я не могу об этом говорить.

Можешь. Попытайся, по крайней мере.

Почему?

Потому что ты должен мне слишком много. Теперь скажи, откуда я пришёл.

Ладно, ну и пришёл.

Откуда?

Из себя. Из себя.

Откуда из себя?

Из своих глубин.

Так глубоко, что было бы трудно вернуть меня назад, не так ли?

Да, это было трудно.

Но теперь я - здесь, не так ли?

Вернись, пожалуйста, Бен. Вернись.

Но я только иду сюда. И требуется так много времени, чтобы вернуться назад. Но теперь я - здесь. И ты - здесь. Наконец.

Уезжаем, Бен.