После пламени. Сборник

Во внешнем облике Гэндальфа много общего с тем, как в мифологических представлениях выглядел скандинавский Один: высокий старик с длинной бородой, в плаще и широкополой шляпе, вечный странник. Когда Гэндальф впервые появляется на страницах книги (приезжает в Шир на день рожденья Бильбо), на нём надета шляпа синего цвета, в эпизоде прощания с хоббитами на обратном пути в их родную страну — синий плащ: в скандинавской мифологии синий цвет символизирует потусторонний мир (Одина представляли облачённым в синие одежды) [Баркова 1998а. С. 27]. Подобно Одину, Гэндальф не только мудр, но и яростен — легко впадает в гнев. Как Один воодушевлял воинов на битву, так Гэндальф поддерживает дух защитников Минас Тирита. Еще одно связующее звено со скандинавской культурой — само имя мага: в «Прорицании вёльвы», входящем в «Старшую Эдду», одного из карликов-альвов зовут Гандальв[10].

С образом Гэндальфа устойчиво связывается мотив огня, то есть он представляется неким воплощением духа огня: его магический жезл источает огонь; он хранит одно из Трёх Эльфийских Колец — с рубином, называемое Нарья, или Кольцо Огня; в Шире он известен как мастер фейерверков; его противником в Мории оказывается огненный демон Балрог (герой и его враг состоят в мифологическом родстве [Пропп 1948. С. 354—358]).

Бой с Балрогом становится для Гэндальфа инициацией в полном смысле этого понятия — нисхождением в мир смерти и возвращением оттуда в новом статусе, с новым обликом. Противники олицетворяют собой противостояние светлого благого и багрового «адского» пламени (снова скандинавский мотив: в последней битве Рагнарёк бог света Фрейр сражается с огненным великаном Суртом) [Старшая Эдда. Прорицание вёльвы. Строфа 53]. Гэндальф и Балрог падают с узкого Моста Дарина в бездну (мир смерти в мифологии обычно мыслится находящимся внизу); демон не даёт Гэндальфу удержаться на мосту, захлёстывая огненным бичом колени мага (маркированность ног героя); пока длится падение, Гэндальфа охватывает пламя (испытание огнём), затем противники погружаются в чёрную ледяную воду на дне пропасти (темнота, холод и сырость — основные характеристики первобытного хаоса [Баркова 1998а. С. 17—18]); в воде огненный Балрог «стал скользким чешуйчатым гадом» [ВК. С. 493] (природа Змея предполагает в себе соединение двух стихий: огня и воды [Пропп 1948. С. 300], которые вообще в мифологии неразрывно связаны как атрибуты мужского и женского начала божеств сил природы [Голан. С. 31—32, 76, 78]). По подземным лабиринтам и Бесконечной Лестнице (лабиринт символизирует загробный мир как страну безвыходных путей, где души умерших обречены на вечные блуждания [Голан. С. 128]) противники выбираются на вершину горы (здесь тождество противоположностей проявляется как тождество верха и низа, нисхождение в преисподнюю оборачивается восхождением на гору), где на узкой площадке возобновляют бой: «Если бы кто-нибудь наблюдал со стороны за этим поединком, он увидел бы молнии, обрушивавшиеся на вершину, огненные сполохи, клубы дыма и пара от таявших снегов. Лёд плавился, шёл горячий дождь. Полыхало пламя, рушились скалы» [ВК. С. 493] (здесь определённого рода аллюзия на Рагнарёк как на разрушение мира, возвращение его в состояние первобытного хаоса, за которым следует возрождение мира как более совершенного); одолев Балрога, Гэндальф долгое время находится в состоянии временной смерти: «Тьма была вокруг, мысли и время перестали существовать, и я бродил по дальним дорогам, о которых ничего не могу сказать» [ВК. С. 493]; вернувшись в мир живых, Гэндальф оказывается обладателем гораздо большей мощи, называется теперь уже не Серым, а Белым — то есть переходит на некий более высокий уровень магической силы; друзья Гэндальфа при встрече принимают его за Сарумана — сюжетный ход, восходящий к мотиву неузнавания при возвращении из леса тех, кто прошёл инициацию.

То, что Гэндальфа принимают именно за Сарумана, неслучайно — они не только внешне похожи (длиннобородые старцы в белых одеждах), но и с мифологической точки зрения представляют собой парный образ, восходящий к так называемому «близнечному мифу». Имеются в виду «братья-демиурги, культурный герой и мифологический плут» [Мелетинский 1976. С. 192], то есть строитель мира и его разрушитель, положительная ипостась первопредка и отрицательная, это противники, равные по силе и взаимодополняющие друг друга. Происхождение Гэндальфа и Сарумана одинаково, могущество обоих велико, но помыслы одного направлены на созидание, а другого — на разрушение. (Подобную же «близнечную» пару составляют Фродо и Голлум: Голлум когда-то тоже был хоббитом, обоим им было суждено побывать в роли хранителя Кольца Всевластья (в разное время) — по одной этой причине они оказываются неразрывно связанными, связанными чарами Кольца, при этом Фродо, как благая ипостась демиурга, стремится уничтожить опасное сокровище, а Голлум — присвоить его; один добр и великодушен, другой лжив и коварен.)