После пламени. Сборник

Аргонат — это колоссальные статуи Исилдура и Анариона, сыновей Элендила. «Мастерство и мощь древности сквозь зной и холод лет пронесли обломки былого. Из быстрых вод вздымались каменные короли. Время, словно глубокими морщинами, избороздило трещинами их лица, обращённые на север. Левая рука каждого изваяния в предостерегающем жесте протянулась вперёд, правая сжимала боевой топор» [ВК. С. 400]. Возникает вопрос: за что Анарион был удостоен такого монумента? Исилдур — тот, кто поразил Врага, лишив его Кольца; отец Исилдура и Анариона Элендил — спаситель Верных из гибнущего Нуменора, инициатор создания Последнего Союза, и однако же Элендилу никто не ставит такого колоссального памятника! А Анарион не прославлен ничем, хроники сообщают лишь о его гибели в ходе войны. Род гондорских Королей, восходящий к Анариону, утратил духовную мощь и пресёкся.

Загадка: за что Толкиен «ставит памятник» Анариону?

Ответ кроется в том единственном эпизоде, где упомянут Аргонат: между этих колоссов проплывает Арагорн, о котором на протяжении всего романа говорится как о наследнике Элендила. Фактически, Арагорн предстаёт как возрождённый Элендил. Это напрямую подчёркивается преемственностью меча (меч — символ королевской власти): сломанный Нарсил возрождается как Андрил.

Если рассматривать Арагорна как «инкарнацию» Элендила, то становится ясна композиция сцены с Аргонатом. Дело не в личных заслугах Исилдура и Анариона, дело в том, что они — сыновья Элендила, родоначальники двух ветвей королевского дома; они встречают того, кто на символическом плане является их возрождённым отцом. Это именно композиция (недаром художники так любят иллюстрировать эту сцену!), и её структура является регулярно воспроизводимой в мировом искусстве на протяжении не менее чем шести тысяч лет [Голан. С. 159—163]. Любопытно, что в буддийском искусстве существует специальный иконографический сюжет, называемый «отец с сыновьями»: главный персонаж в центре и два меньших равновеликих у его ног [Баркова 2001. С. 162].

В описании прохода через Аргонат ещё один момент весьма важен. Конечно, подразумевается, что эти колоссы стоят на Андуине три тысячи лет, и весь отряд Хранителей видит их. Однако, если воспринимать текст Толкиена буквально, то получается следующее: нигде более в романе (включая приложения!) об Аргонате нет ни слова! Более того, описание колоссов даётся глазами даже не всех Хранителей: Арагорна, Фродо с Сэмом, сидящих с ним в одной лодке, и Боромира. Получается, что Аргонат — это знак, доступный гондорцам и Хранителю.

Теперь зададимся дерзким вопросом: зачем вообще в историю хоббитов и волшебного кольца введён Арагорн? Какую роль он играет в деле уничтожения Кольца Всевластья? При внимательном взгляде оказывается, что не такую уж большую: всецело его заслугой является только спасение от назгулов в Брыле, на пути из Брыля в Дольн хоббитам помогает Глорфиндэль и — косвенно — Гэндальф. После Дольна участие Арагорна в миссии Фродо — много меньше, чем участие Гэндальфа. Подчеркнём, что мы имеем в виду не Войну Кольца в целом, а именно путь Фродо к Роковой Горе. Скорее уж Арагорн в долгу перед Фродо, чем наоборот!

Так зачем Толкиену понадобилось вводить в роман линию Арагорна?

С одной стороны, образ Арагорна задаёт пространственный и временной масштаб повествования. История Последнего Союза, рассказанная на совете у Элронда, постоянно актуализируется через сравнение Арагорна с Элендилом. Через Арагорна в действие вводится Гондор и, что особенно важно, Рохан (известно, что Толкиен сознательно моделировал Рохан по англо-саксонскому образцу, начиная с языка и заканчивая деталями быта). Арагорну принадлежит решающая роль в победе на Пеленорских полях, причём здесь будущий Король буквально соединяет две Эпохи, поскольку победу обеспечивает воинство мёртвых, проклятое Исилдуром и вернувшее долг Арагорну.

Всё это превращает Арагорна в медиатора (посредника) — как в пространственном, так и во временном аспекте. Пространственный аспект медиации подчёркнут его именем — Странник (Бродяжник, Колоброд, Скиталец — в зависимости от перевода).

Однако нам известно, что в мифологии основным пространственно-временным медиатором является мировая ось. Может ли человек оказаться в функции мировой оси?

При определённых условиях — да.

К сожалению, антропоморфный образ мировой оси совершенно не изучен наукой [Баркова 1998а. С. 6]. Учёные не видят воплощения этой мифологемы нигде, кроме образов греческого Атланта и хеттского Убеллури [Поэзия и проза Древнего Востока. С. 237. См. также: Гютербок. С. 191]. Между тем, этот образ распространён более чем широко, однако не в нарративной (повествовательной) мифологии, а в изобразительном искусстве. Поскольку этот вопрос не рассмотрен в науке, нам придётся остановиться на нём несколько более детально.