Читаем После пламени. Сборник полностью

«Отец?!» — Маэдрос от неожиданности слетел со своего уступа; быстро забрался обратно.

«Маэдрос. Сын мой».— Искреннее участие. Жалость.

«Отец! Я думал — ты забыл обо мне».

«Нет».— Словно ласковое прикосновение руки.

«Отец, что с тобою? Ты свободен или пленник?»

«Свободен. Или — пленник. Я не пленник Мелькора, Маэдрос. Я пленник судьбы. А ты — ты можешь быть свободен».

«Правда?!» — отчаянная надежда, угасшая долгие годы назад.

«Да, сын мой. Я попрошу Мелькора освободить тебя».

«Постой! На каких условиях ты предлагаешь мне свободу?»

«На прежних. Не допустить войны».

«Против убийцы Короля?!»

«Маэдрос, выслушай меня. Я шёл в Эндорэ мстить за отца. И я отказался от мести. Неужели ты серьёзно думаешь, что я это сделал только из-за дружбы?»

«Но тогда — из-за чего?!»

«За Финвэ рассчиталась судьба. У Мелькора сожжены руки. Так сожжены, что мне страшно при мысли о боли, которую он терпит безмолвно. Ежечасно. Я жалею его как друга; но, останься он моим врагом, я не мог бы придумать мести страшнее».

«А… Клятва?»

«Сильмарил — у меня».

«Только один?»

«Маэдрос, я клялся в ослеплении. Сейчас оно прошло. Я свободен от Клятвы. Я освобожден даже не тем, что Мелькор вернул мне Сильмарил; я стал свободен раньше, когда отрёкся от неё».

Тон Феанора стал настойчивее, оставаясь при этом заботливым:

«Маэдрос, ты с братьями можешь осуждать меня за дружбу с Мелькором. Вы всегда делали это, я же знаю. Но сейчас я говорю тебе как Государь Форменоса: цели войны достигнуты. И месть, и Клятва исполнены. Вернись к братьям. Они будут счастливы узнать, что ты жив».

«И ты, став рабом Врага, смеешь по-прежнему называть себя Государем Форменоса?!» — вслух Маэдрос не сказал бы такого, но мысль было не сдержать.

Феанор дёрнулся, как от пощечины. Но ответил спокойно. Совершенно спокойно:

«Тогда ты будешь висеть на этой скале вечно».

13

Злости не осталось.

Только обречённость и беспросветная усталость. Я никогда раньше не уставал — так.

Я знал радостную усталость кузни и дальних странствий; я знал запредельное напряжение мысли, которое вытягивает больше сил, чем день с тяжёлым молотом; я знал шаг в пустоту, когда работа внезапно заканчивается, и хочется бежать дальше, а бежать уже некуда… я знал усталость разной, но никогда не знал — такой.

Бессилие. Безмыслие. Бессмысленность.

Маэдрос, ты был последней нитью, связывающей меня с прошлым. Зачем ты рубишь её, Маэдрос?

Сегодня ты смог сделать мне по-настоящему больно. Ты этого хотел, сын мой? Ты ведь даже не за себя мстишь. Ты мстишь мне — за меня.

Маэдрос, пощади! Своей прямотой ты превращаешь меня в то, чем сам считаешь меня. Ты делаешь из меня предателя и слугу Врага. Не того Мелькора, которого знаю я, а того Врага, которого видишь ты.

Маэдрос… сын мой…

В пустоту.

Поздно.

Поздно.

С ним бессмысленно говорить.

Изменения он назовет изменой, и сам не изменится ради меня.

Скорее умрёт.

Глава 4

Венец

Я, себе не изменяя,Изменяю сам себя.Алькор. «Метаморф»

1

Почему ты здесь, Феанор? Как могло это случиться, как ты назвал своим то, что совсем недавно отторгал и ненавидел? Что с тобой произошло? Отчего ты предал сам себя?

Я не предавал. Просто у меня не осталось никого, кроме Мелькора. Быть с ним — или быть в полном одиночестве. Небогатый выбор.

Из тех, кто стремился к тебе, ты выбрал наихудшего. Зачем ты закрывался от отца? Зачем был неприступной вершиной для сыновей? Зачем не попытался помириться с Нерданэлью? Финарфин распахнул тебе всю душу, он закрыл глаза на ваши ссоры с Финголфином, он принял твою сторону, а ты — чем ты ответил ему?

Финарфину я ответил лаской и заботой. Тем, чего он ждал от меня. Не его и не моя вина, что брат не мог дать мне того, что дал Мелькор. Хотя малыш искренне пытался.

А тебе обязательно должны давать? Иначе ты отношений не мыслишь?

Я в жизни всё брал сам. Возможное и невозможное. Существующее и несуществующее. Если я хотел недостижимого — я его достигал. Если я хотел неведомого — я его познавал. Сам, без учителей. Если я хотел несуществующего — я его воплощал. И только одного я просил: понимания. Выхода из моего одиночества.

Так почему же всё-таки Мелькор, а не Финарфин? Почему ты отвернулся от брата?

Да потому что он не мог понять меня! Да, пытался. Да, искал. Но не находил! А с Мелькором… да нам и искать было не надо. Мы с ним просто одной природы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Средиземье. Свободные продолжения

Последняя принцесса Нуменора
Последняя принцесса Нуменора

1. Золотой паук Кто скажет, когда именно в Средиземье появились хоббиты? Они слишком осторожны, чтобы привлекать внимание, но умеют расположить к себе тех, с кем хотят подружиться. Вечный нытик Буги, бравый Шумми Сосна и отчаянная кладоискательница Лавашка — все они по своему замечательны. Отчего же всякий раз, когда решительные Громадины вызываются выручить малышей из беды, они сами попадают в такие передряги, что только чудом остаются живы, а в их судьбе наступает перелом? Так, однажды, славная нуменорская принцесса и её достойный кавалер вышли в поход, чтобы помочь хоббитам освободить деревеньку Грибной Рай от надоедливой прожорливой твари. В результате хоббиты освобождены, а герои разругались насмерть. Он узнаёт от сестры тайну своего происхождения и уходит в Страну Вечных Льдов. Она попадает к хитрой колдунье, а позже в плен к самому Саурону. И когда ещё влюблённые встретятся вновь…2. Неприкаянный Гномы шутить не любят, особенно разбойники вроде Дебори и его шайки. Потому так встревожился хоббит Шумми Сосна, когда непутёвая Лавашка решила отправиться вместе с гномами на поиски клада. Несчастные отвергнутые девушки и не на такое способны! Вот и сгинули бы наши герои в подземельях агнегеров — орков-огнепоклонников, если бы не Мириэль, теперь — настоящая колдунья. Клад добыт, выход из подземелья найден. С лёгким сердцем и по своим делам? Куда там! Мириэль караулит беспощадный Воин Смерть, и у него с принцессой свои счёты…3. Чёрный жрецЛюди Нуменора отвергли прежних богов и теперь поклоняются Мелкору — Дарителю Свободы, и Чёрный Жрец Саурон властвует в храме и на троне. Лишь горстка Верных противостоит воле жреца и полубезумного Фаразона. Верные уповают на принцессу Мириэль, явившуюся в Нуменор, чтобы мстить. Но им невдомёк, что в руках у принцессы книги с гибельными заклятиями, и магия, с которой она выступает против Саурона и Фаразона — это разрушительная магия врага. Можно ли жертвовать друзьями ради своих целей? Что победит жажда справедливости или любовь?

Кристина Николаевна Камаева

Фэнтези

Похожие книги

100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука