В отличие от Роу, Перл оказалась для нас сюрпризом. Мы предохранялись старыми презервативами, вынесенными из ближайшей аптеки. Наступил апрель, и я вдруг сообразила, что мои месячные запаздывают больше чем на месяц. Я запаниковала и кинулась к Джейкобу. Когда поделилась с ним подозрениями, он молча уставился на меня. Зубы крепко стиснуты, во взгляде отчаяние.
Дыхание Абрана стало тяжелым и медленным. Я прошептала:
– Мне пора.
Убрала его руку со своего живота.
– Не уходи, – сонно пробормотал он, поднимая голову.
– Ни к чему остальным про нас знать, – заметила я.
Села и потянулась за рубашкой.
– Пусть все останется между нами, – прибавила я.
Абран настороженно взглянул на меня. Похоже, соображал, принимать мою скрытность на свой счет или нет.
– Хорошо, – наконец согласился он.
Я на цыпочках прокралась по темному коридору. Держась за стену, на ощупь нашла дорогу в общую спальню. Добралась до койки. Едва успела лечь, наверху заворочался Дэниел. А я надеялась, он спит. Мы лежали тихо. «Откуда ему знать, куда я ходила?» – успокаивала я себя.
Глава 21
Когда я проснулась на следующее утро, Перл бормотала молитвы святой Бригитты[5], пропуская между крепко сжатыми пальцами край платка: дюйм за дюймом. Платок Перл использовала так же, как моя бабушка четки. Этим молитвам дед когда-то учил Роу, а я научила им Перл в память о нем. Слова молитвы успокаивали Перл, и я время от времени заставала ее за этим занятием. Молитвы придавали Перл смелости.
Проснулись мы поздно. Все остальные уже ушли завтракать. Я вытянула руку, погладила Перл по плечу, потом притянула ее к себе, положив подбородок ей на затылок.
– Что тебя беспокоит, моя хорошая? – спросила я.
– Мы утонем, – ответила Перл и снова принялась молиться: – «…пробили насквозь ноги твои, но, ослепленные яростью, подвергли тебя еще более тяжким страданиям…»
– Перл! С чего ты взяла? – Я слегка тряхнула ее за плечо.
Дед особой религиозностью не отличался, но эти молитвы передавались у нас в семье из поколения в поколение. Дед часто читал их за работой бодрым, веселым голосом. В его устах суровые слова и мрачные образы звучали неуместно, ведь он ни строгостью, ни почтительностью не отличался.
Мне не нравилось, что дед учил Роу этим молитвам. Слишком много в них жестокости. Зачем пугать маленького ребенка?
Но дед отвечал: старинные молитвы хранят память о страданиях, и лучше такие истории не забывать.
Я сомневалась, будет ли Перл от них польза, но хотела, чтобы у нее осталось что-то на память о деде.
– «…Тянули тебя во все стороны, вырывая руки твои и ноги твои из суставов…»
– Перл! – строго произнесла я, забирая у нее платок.
– Отдай! – Перл вырвала платок из моих рук. – Нас выбросят за борт, и мы утонем. Как Иона. Только нас проглотит не кит, а другой корабль.
Перл с раннего детства снились кошмары о кораблекрушениях: мы пойдем ко дну вместе с лодкой и погибнем в темных холодных глубинах.
– Нет, Перл, ничего этого не случится. Тебе опять приснился плохой сон? Не бойся, он не сбудется.
Лицо Перл сморщилось и покраснело.
– На нас проклятие. Скоро они это поймут и бросят нас в море, иначе оно не успокоится, – завывала Перл, пряча лицо в платок.
Я прижала дочку к груди и погладила по спине:
– Нет, милая, никто нас никуда не бросит. Ты просто наслушалась страшных историй.
Тельце Перл содрогалось от рыданий. Я крепко зажмурилась. На сердце тяжелым камнем давило осознание, что в чем-то она права. Так или иначе, море рано или поздно заберет нас, и мы скроемся в его глубине. Я не в силах усмирить водную стихию. Не могу постоянно поддерживать нас на плаву. Я привела Перл в этот мир, и в некоторые дни только надеюсь, что мне не придется увидеть, как она его покинет.
Перл подняла голову. Ее голос был тих и тонок, как у птички.
– Ты ведь меня не бросишь? Не хочу остаться одна.
– Конечно не брошу, – ответила я.
Щеки Перл раскраснелись. Я убрала прядь волос ей за ухо.
– Я всегда буду рядом, – прошептала я.
Все тело Перл расслабилось, пальцы выпустили платок.
Мы с Дэниелом потрошили рыбу-ваху на палубе. Вспарывали животы, вынимали кишки и бросали в ведро. Полуденное солнце жгло наши спины, пот стекал в глаза. Пахло рыбьими внутренностями и солью. Соль везде – и в море, и на моем теле. Нигде от нее не скроешься.
Я отрезала у одной рыбины спинной плавник и голову, отложила тушку в сторону и потянулась за другой.
Перл помогала Марджан чистить картошку в кают-компании. Через дверной проем мне было видно, как прилежно она склонила голову над работой. Запасы картошки подходили к концу. Хорошо бы поскорее доплыть до порта и выменять овощей.
– Ты вчера ходила к Абрану в каюту. Я слышал, – понизив голос, произнес Дэниел.
Он с силой вонзил нож в палубу и отпихнул рыбью голову в сторону.
– И что с того?
Я удивилась, заметив в его серых глазах что-то похожее на грусть, сожаление. Под его взглядом мне стало неуютно: будто Дэниел видел меня насквозь.
– Ты ему все объяснила? Рассказала про свою первую дочь? – спросил Дэниел.
– Нет, конечно. Не задавай глупых вопросов.