После пожара

Спокойно. Главное, спокойно.

– Отпусти, – говорю я.

Он крепче сжимает хватку.

– Люк, отпусти меня.

Он не двигается, лишь прожигает меня взглядом; в его глазах снова вспыхнул огонек безумия, и я больше не в силах смотреть в них. Выдергиваю руку, вскакиваю на ноги. Люк стремительно распрямляется, словно атакующий гремучник, его лицо багровеет от ярости.

– Ты! – рычит он.

В комнате воцаряется тишина – все Братья и Сестры прерывают свои занятия и оборачиваются на нас. Краем глаза я замечаю, как Хани, сурово нахмурившись, делает шаг ко мне.

– Люк, я не сделала ничего плохого, – говорю я. – Нет причин для расстройства.

Вид у Люка такой, точно мои слова его обескуражили, – он как будто не верит своим ушам, ведь на самом деле причины для расстройства есть, целая уйма, – однако он быстро овладевает собой.

– Твоя мать была еретичкой! – выкрикивает он, и я словно бы получаю удар под дых. – Она была еретичкой, а твой лучший дружок шпионил на Чужаков, и поэтому ты прислужница Змея! Вот почему за нами не вернулись! Потому что ты здесь! Все из-за тебя! ЭТО ТЫ ВО ВСЕМ ВИНОВАТА!

Я отступаю на шаг, пятясь от ревущего пламени его ярости, но не протестую, не спорю – а что тут скажешь? Люк прав.

Дверь распахивается, в комнату входят двое санитаров – раньше я их не видела.

– Люк, – произносит первый, – пожалуйста, успокойся.

Люк резко разворачивается, его глаза горят.

– Катись к дьяволу! – кричит он. – Посмотри, Чужак, разве ты не видишь? Перед тобой стоит Змей!

– Понимаю, ты расстроен, – продолжает санитар. – Как по-твоему, ты сможешь успокоиться и продолжить сеанс или лучше, чтобы мы отвели тебя в твою комнату?

Лицо Люка искажено багровой ненавистью; он смотрит на санитара, потом плюет на пол.

– Я не хочу находиться рядом с этой. От ее вони меня тошнит!

Он шагает через все помещение и не оглядываясь выходит в коридор. Санитары следуют за ним. Дверь захлопывается.

Я в одиночестве стою посреди комнаты. Взгляды всех Братьев и Сестер обращены на меня, но я не смею смотреть им в глаза. Мне хочется уверить их, что все в порядке, все хорошо, но не могу, ведь все не хорошо. Все совсем не в порядке, все совсем плохо. И я не знаю, будет ли когда-нибудь иначе.

После

Снова явился агент Карлайл. Когда часы над дверью показали ровно десять, он вошел в «Кабинет для интервью № 1» следом за доктором Эрнандесом и, улыбнувшись мне, сел за стол.

Прошлой ночью я плохо спала, и не буду делать вид, что это меня удивляет. В темноте передо мной маячило искаженное злобой лицо Люка, осознавшего – либо убедившего себя, – что только из-за меня он не Вознесся и не сел одесную Господа. В итоге голова у меня ватная, я чувствую разбитость и даже не могу решить, радоваться визиту агента Карлайла или нет.

Судя по вчерашнему сеансу, он, в отличие от доктора Эрнандеса, скорее настроен получать от меня конкретные ответы типа «что произошло» и «кто, когда, где и чем был занят», нежели обсуждать мои чувства и мысли. Однако тот простой факт, что он из федералов, пугает меня до сих пор. Доктор Эрнандес работает в больнице, у него есть жена, и он кажется вполне нормальным человеком, тогда как агент Карлайл при всех своих возможных достоинствах был и остается частью правительственной машины.

Понимаю, это уже не должно иметь значения. По крайней мере, в такой степени, как нам внушал отец Джон. И все же некоторые убеждения оказываются сильнее доводов рассудка, они словно вшиты в самую ткань моей души и сидят так глубоко, что доктору Эрнандесу и его коллегам с их «процессом» дотуда не дотянуться.

Не знаю, есть ли у меня реальные шансы выбраться из этого места. Хочется верить, что да, что доктор Эрнандес сказал правду и однажды я выйду на воздух, почувствую на лице тепло солнца и начну новую жизнь где-нибудь далеко отсюда. Но даже если такая возможность и есть, я понятия не имею, сколько еще нужно ждать и кто именно принимает решение, что меня пора отпускать на свободу. Начинаю подозревать, что многое в этом вопросе зависит от агента Карлайла.

Будь осторожна, подсказывает внутренний голос. Ты не единственная, кто знает больше, чем говорит. Он умен и видит тебя насквозь. Как и доктор.

– Доброе утро, Мунбим, – приветствует меня доктор Эрнандес, раскладывая блокноты и ручки. – Как ты себя…

– Я не хочу говорить о Центурионах, – перебиваю я, потому что устала, измучилась от боли в руке и с того момента, как проснулась, все думала и думала о том, что скажу. – И еще о Нейте, о моей маме и обо всем плохом. Если честно, я вообще не вижу смысла сегодня что-то обсуждать.

– Ничего страшного, – отвечает доктор Эрнандес. – Это совершенно естественно. Сожалею, что вчерашний сеанс терапии вызвал у тебя неприятные чувства.

– Да ладно, все в порядке. Как там Люк?

– С ним работают. Уверен, мы добьемся положительных результатов.

Надеюсь, ты прав.

– Хорошо, – говорю я. – Так можно я уже пойду к себе?