После пожара

– Неважно, что думала я, важно, что думали мои Братья и Сестры. Я же вам уже говорила, что большинство из них считали отца Джона Божьим посланником на земле. И это не какой-то спектакль или шутка, люди верили в это всерьез, всей душой.

– Но что, если…

– Не знаю, что вы желаете от меня услышать, – перебиваю я агента Карлайла, – и понятия не имею, что было в голове у отца Джона. Может, Исход людей радовал его потому, что это доказывало фальшивость их веры, а может, он просто хотел избавиться от тех, кто не повиновался ему беспрекословно, или и то и другое. Я вообще не знаю, как он воспринимал этот Исход – радовался, печалился или злился, – знаю лишь, что люди уезжали, и все. Они же не в тюрьме сидели.

– Точно, – кивает агент Карлайл. – Только вот территорию дозволялось покидать одному Эймосу, телефоны, книжки и телевизор были под запретом, и четверо вооруженных мужчин подчинялись тому, кто якобы общался со Всевышним, и исполняли наказания, после которых требовалось многомесячное лечение.

– Терпеть не могу, когда вы называете Базу территорией! – не выдерживаю я.

– Я в курсе, – кивает агент Карлайл.

– Люди уезжали, – говорю я, – и отец Джон им не препятствовал. Я тоже могла уехать.

– Ты вправду так считаешь, Мунбим? – спрашивает доктор Эрнандес.

Я не отвечаю ему сразу. Не потому, что не хочу, – просто не знаю как.

Будь храброй, шепчет внутренний голос. Будь хотя бы честна с собой. Будь сильной – настолько, чтобы посмотреть в лицо реальности, а не лжи, которой тебя пичкали.

Я следую совету своего внутреннего голоса: оглядываюсь в прошлое, размышляю и пытаюсь быть сильной. Это больно, ведь долгое, очень долгое время я верила каждому слову отца Джона. До Изгнания мамы я искренне верила в Пророка и Легион и какой-то частью души до сих пор ощущаю – и всегда буду ощущать – нехватку той определенности, что сопутствовала моей вере, той силы и гордости, что исходила из осознания причастности к чему-то настоящему и истинному.

Но после я думаю о маме, Нейте, коробках и запертой двери в подвале Большого дома. О моих Сестрах, которые побежали на федералов с винтовками в руках, о пяти выстрелах, о том, что я обнаружила и что совершила. Думаю об огне и крови, и внутри у меня все сжимается.

– Не знаю, – наконец молвлю я. – Я никогда не пробовала уйти из Легиона, так что наверняка утверждать не могу.

Доктор Эрнандес что-то долго пишет в блокноте, однако впервые за все время это не вызывает у меня гнева. Напротив, я чувствую странную легкость, потому что рассказ о Люке, Хани, Нейте и Третьем воззвании придал всему некую зыбкость, словно бы у меня под ногами поплыл пол, и то, что доктор пишет обо мне, в то время как я сижу перед ним, кажется чем-то привычным, чем-то понятным.

– Что последовало за отъездом недовольных? – задает вопрос агент Карлайл.

– Праздник.

– Какой?

– Свадьба. В тот вечер отец Джон взял себе вторую и третью жен.

– В тот вечер? – переспрашивает агент. – Вечером того же дня, когда выпустил Третье воззвание?

Киваю.

– И кто же были эти счастливицы?

– Белла и Агава.

– Та или другая уже состояли в браке?

– Да, обе.

– И их мужья находились тут же?

Снова киваю.

– Как они отнеслись к тому, что отец Джон женится на их супругах? – спрашивает доктор Эрнандес. – Как себя вели?

А ты как думаешь?

– Праздновали вместе с нами, – говорю я. – Из часовни отец Джон повел Беллу и Агаву в Большой дом, а все остальные зажгли свечи и пошли следом.

– Можешь предположить, что в этот момент думали мужья новых жен Пророка?

– Я это знаю. – У меня действительно нет ни тени сомнения. – Они молились, чтобы обе стали отцу Джону хорошими женами.

В комнате надолго повисает тишина: до моих собеседников доходит услышанное. Как обычно, первым обретает дар речи агент Карлайл.

– Мне нужно время, чтобы как-то это осмыслить, – говорит он. – Поэтому, если не возражаешь, давай вернемся к Люку. Согласна?

Киваю.

– По твоим словам, тот инцидент между тобой, Люком, Хани и Нейтом не повлек за собой последствий, так?

– Да.

– Прости, Мунбим, но что-то мне не верится.

Я хмурюсь.

– Я вас не обманываю.

Агент Карлайл вскидывает ладони в умиротворяющем жесте, при виде которого меня охватывает внезапное желание ткнуть ему в глаз одной из ручек доктора Эрнандеса.

– Я этого и не говорил, – успокаивает он. – Я ни в чем тебя не обвиняю, просто хочу знать, не опустила ли ты какие-нибудь подробности. Может, было что-то еще?

– Нейт сохранил произошедшее в тайне. Во всяком случае, насколько мне известно. Молчали и он, и Люк, и Хани. Центурионы ни о чем не узнали, и никакой публичной реакции не последовало.

– Я и не сомневался, – кивает агент Карлайл. – И Нейт больше ничего не предпринял?

– Нет.

– А ты?

Я колеблюсь.

– Мунбим? – прищуривается агент.

Расскажи им, настаивает внутренний голос. Будь храброй. Расскажи, что ты сделала…

До