После пожара

– Джеремайя, – обращается она к мальчику, – она же извинилась. Успокойся.

– Она нарочно! – выкрикивает Джеремайя, чьи щеки полыхают от злости. – Значит, пускай пойдет и вернет машинку мне!

Я замечаю, как в дальнем углу Люк поворачивает голову и взирает на маленькую драму, разыгравшуюся на середине комнаты.

– Успокойся, – повторяет Хани. – Аврора вернет тебе машинку, не нужно на нее кричать.

– Пусть несет сейчас же! – упорствует Джеремайя.

Аврора оглядывается на нас, ее личико выражает беспомощное отчаяние. Я собираюсь встать, чтобы разрядить ситуацию, но Хани кладет руку мне на плечо и поднимается первой.

– Не волнуйся, – говорит она мне, – я принесу.

– Нет, – раздается из угла хриплый голос Люка. – Аврора, делай, что велел Джеремайя.

– С какой стати, Люк? – недоуменно смотрит на него Хани. – И с чего ты вообще суешь нос не в свое дело?

Люк поворачивается к ней. От прежнего Люка почти ничего не осталось, но в глазах засветился слабый отблеск того огня, который так меня пугал. В комнате повисла тишина, младшие Братья и Сестры нервно переглядываются.

– Она совершила дурной поступок, – молвит Люк, – и должна исправиться.

– Дурной поступок? – переспрашивает Хани. – Люк, дети просто играли. Подумаешь, пустяк.

– Пустяков не бывает, – шепчет Люк. – Послушание – это важно. Послушание и дисциплина. Она должна помнить свое место.

– И где же оно? – прищуривается Хани.

Физиономию Люка искажает хмурая гримаса.

– Она девчонка, – произносит он как нечто самоочевидное, – и должна делать что велено.

– Это ты так сказал?

Люк медленно качает головой.

– Нет, не я. Отец Джон.

– Отец Джон мертв, – парирует Хани.

– Следи за языком. – Люк повышает голос и становится больше похож на себя. – Следи за языком, поняла? Пророк Вознесся, как и предсказывал.

Хани устало закатывает глаза.

– Люк, ты идиот. Ты настолько глуп, что не видишь правду перед собственным носом. Не понимаешь, когда тебе врут.

Люк отлипает от стены и выпрямляется во весь рост. Его слегка пошатывает.

– А ты тогда кто? – глухо рычит он. – Прислужница Змея? Или просто еретичка, шлюха, которая болтает что попало?

– Люк, – вмешиваюсь я, – пожалуйста…

Он переводит взгляд на меня, и от ненависти, перекосившей его физиономию, слова застревают у меня в горле.

– Ага, давай, обличай меня, – говорит Хани, спокойно и почти дружелюбно, как будто мило беседует с приятелем. – Может, тогда расскажешь всем, что произошло, когда ты хотел заставить меня потрогать тебя?

Слабый румянец, вернувшийся на лицо Люка, бесследно исчезает.

– Заткнись.

– Расскажи, как Мунбим застукала тебя, когда ты собирался нарушить Третье воззвание, да еще с одиннадцатилеткой, – продолжает Хани. – Как Нейт Чилдресс выбил из тебя все дерьмо и оставил валяться в слезах и соплях.

– ЗАТКНИСЬ! – взрывается Люк. – ЗАТКНИ СВОЙ ПОГАНЫЙ РОТ!

Он бросается вперед, сжав кулаки. Я вскакиваю с пола, перехватываю Люка за пояс и отшвыриваю в сторону. Хани вжимается в стену. Люк падает и перекатывается на спину. Бешеная ярость, придавшая ему сил, уже иссякла. Он глядит в потолок с выражением чудовищной, непостижимой муки на лице и вдруг начинает рыдать. Эти звуки ужасны – кажется, что низкие сдавленные всхлипы рвутся из самой глубины души Люка, и, когда он закрывает лицо дрожащими руками, дверь открывается и в помещение входят два санитара.

Затаив дыхание, я наблюдаю, как они опускаются на корточки рядом с Люком, и жду очередной вспышки, но ее не происходит. Санитары аккуратно помогают ему подняться и ведут к выходу. Люк не отнимает ладоней от лица и продолжает всхлипывать. Его выводят в коридор.

Сломлен, шепчет мой внутренний голос.

Все молчат. Я гляжу на Хани, но она отводит глаза. Дверь так и осталась открытой нараспашку. Наконец в кабинет входит доктор Эрнандес с папкой-планшетом в руке.

– На сегодня сеанс окончен, – сообщает он, обводя нас всех взглядом. – Если у кого-то есть необходимость поговорить о том, что только что случилось, я и мои коллеги в вашем распоряжении до конца дня. Через минуту медперсонал проводит вас обратно в комнаты.

Я ложусь на кровать и устремляю взгляд в потолок. Внутренний голос приказывает мне не плакать, не тратить слезы на Люка, но в горле у меня стоит огромный комок, из глаз вот-вот хлынет соленая влага, и я не уверена, что сумею выполнить приказ.

Долгое время, практически всю жизнь, единственным способом справляться с ужасными событиями, подобными тому, что произошло несколько минут назад, для меня была молитва. Раньше после такого я бы попросила Бога не оставить Люка милостью, помочь ему в беде. Мне и теперь хочется опуститься на колени, сложить руки и закрыть глаза, ведь я прекрасно помню, насколько легче от этого становится. Однако это время прошло. Я знаю, что молитвы не помогут ни Люку, ни мне, ни кому бы то ни было. Они, черт побери, совершенно бесполезны.

После

– Мы за ним присматриваем. – Доктор Эрнандес бледен, глаза покраснели, как от недосыпа. – Делаем все возможное.

– Тут ничем не поможешь, – качаю головой я.

– Я так не считаю, Мунбим. Помочь можно любому.

– Но не Люку. Он в этом не виноват, но такова правда.