После пожара

Она, в отличие от тебя, понимала, что на самом деле представляет собой Легион Господень, а ты просто верила всему, что тебе говорили, и не видела самого важного – того, что нужно было видеть. Не будь ты так слепа, она бы успела поделиться с тобой правдой.

Карандаш протыкает бумагу и ломается.

Это ты виновата, что она где-то там, во Внешнем мире, совсем одна. Ты виновата, что у вас обеих никого нет.

– ЗАТКНИСЬ! – кричу я и в ярости отшвыриваю листок, так что и он, и карандаши разлетаются во все стороны, а потом луплю по столу кулаками. Левая рука от кисти до плеча взрывается болью, горячей и слепящей, словно огонь, но я рада этой боли, потому что заслужила ее. – ЗАТКНИСЬ! ЗАТКНИСЬ! ЗАТКНИСЬ!

Я слышу щелчок дверного замка, но не вижу, как распахивается дверь, – мои глаза накрепко зажмурены, и все вокруг густо-черное и кроваво-красное. Торопливые шаги, чьи-то руки на моих плечах, и вот сестра Харроу шепчет мне на ухо: тише, тише, все хорошо, все наладится. Она прижимает меня к груди, я не сопротивляюсь; гнев и бессильное отчаяние – кажется, то и другое копилось во мне годами, где-то в невообразимой глубине, – изливаются бурным потоком, полностью опустошая меня, так что я безвольно обмякаю в объятьях сестры Харроу. Слезы катятся по моим щекам, а она утешает меня, качает, словно младенца, и я снова слышу голос в голове – на этот раз он звучит мягче.

Завтра, шепчет он. Завтра ты все расскажешь. Как обещала. Хватит прятаться.

До

– Держи, – говорит мне Эймос. – И постарайся не отстрелить себе ногу.

Я подавляю желание закатить глаза и беру из его рук винтовку. Модель AR‑15 – черная, почти вся из пластика и для такого мощного оружия удивительно легкая. Эймос идет дальше, вдоль длинной шеренги моих Братьев и Сестер, а передо мной вырастает Джейкоб Рейнольдс: он протягивает мне несколько пустых магазинов и коробочку с патронами.

– Заряди и проверь. Следи за чистотой, – цедит он.

Я молча беру боезапас, Джейкоб, не удостоив меня лишним взглядом, удаляется.

Утро вторника. Перед рассветом Центурионы отперли комнаты и велели нам идти к часовне. Когда все собрались, отец Джон вышел из дверей высокого восьмиугольного здания часовни и изрек: Всевышний ясно дал понять, что время на исходе и что хранить оружие Легиона под замком в подвале Большого дома более не разумно; отныне его нужно держать под рукой, наготове, чтобы применить против наших врагов, дать отпор прислужникам Змея, когда те наконец пойдут в атаку на последователей Истинного пути. Сделав это объявление, отец Джон зашагал в сторону Большого дома, а мои Братья и Сестры начали выстраиваться в длинную линию.

Я рассматриваю свою винтовку и с подозрением хмурюсь. Вокруг нижней ствольной коробки и окна выброса гильз – царапины и следы от напильника, а в пластик над спусковой скобой с обеих сторон вкручены матовые металлические пластины. Эта винтовка не похожа на те, с которыми мы обычно тренируемся, которые Эймос держит на строгом учете и в стерильной чистоте. Эта выглядит так, будто ее распилили пополам, а потом соединили заново.

Я вскидываю винтовку на плечо и смотрю вдоль длинного ствола. Как это часто со мной бывает, смертоносное оружие в моих руках порождает безумные мысли вроде тех, что посещают тебя, когда ты стоишь на краю высокого утеса и какая-то часть разума подзуживает тебя спрыгнуть. Если я сейчас повернусь направо, нажму на спусковой крючок и не буду его отпускать, большинство моих Братьев и Сестер, не успев и крикнуть, рухнут на землю, истекая кровью. Однако я этого не делаю. А ведь можешь, шепчет внутренний голос. И хочешь этого, сама знаешь. Тем не менее я так не поступаю, а все остальное неважно.

– Братья и Сестры! – громыхает голос отца Джона с другого конца двора. Все взоры обращаются на крыльцо Большого дома, со ступенек которого Пророк одаряет нас широкой милостивой улыбкой. – Встаньте передо мной, дети мои. – Приглашающим жестом он подзывает нас к себе. – Встаньте и услышьте благую весть, коей поделился со мной Господь.

Я вместе со всеми пересекаю асфальтированную площадку, останавливаюсь у крыльца и, щурясь на солнце, поднимающемся в ясном утреннем небе, гляжу на отца Джона. Толпа в ожидании умолкает, он разводит руки в стороны и обводит нас взором.

– Всевышний в мудрости Своей наделил меня знанием, – изрекает Пророк. – Сегодня утром Он говорил со мной. Господь благ.

– Господь благ, – откликается паства.