После пожара

– Я никогда в ней не сомневалась. Мама не была фанатичкой вроде Джейкоба, Эймоса или Люка, но я знала, что ее вера крепка. Я, как уже говорила, догадывалась, что мама несчастлива, но неизменно связывала это со смертью отца ну или просто с ее характером. Ни разу я не ставила под сомнение ни ее веру, ни преданность Легиону. Это по ее совету отец Джон выбрал меня одной из будущих жен. Мне и в голову бы не пришло, что она тайно замышляет побег.

– Возможно, в этом и есть причина, – высказывается агент Карлайл.

Я хмурю лоб.

– Как это? Не понимаю.

– Вероятно, она решила, что если предложит в невесты Джону Парсону родную дочь, то тем самым докажет свою лояльность и освободит себя от любых подозрений.

– В таком случае что же она собиралась сделать, когда мне исполнится восемнадцать? – спрашиваю я. – Когда мне придет срок стать женой отца Джона?

– Полагаю, она рассчитывала сбежать до этого времени, – говорит доктор Эрнандес. – Я имею в виду – сбежать вместе с тобой. Она ведь не отрицала, что планировала побег для вас обеих.

– Это же огромный риск, – говорю я.

– Согласен, – кивает доктор.

– Считаете, она с самого начала хотела уехать? – уточняю я. – С первого дня, как мы присоединились к Легиону?

– А как по-твоему?

– Ну, может, не с самого начала. – После маминого Изгнания я много размышляла об этом. – Но, во всяком случае, думала давно. Да, она хотела уехать. Хотела, чтобы мы уехали. Просто я этого не видела.

– Ты была ребенком, – мягко произносит доктор Эрнандес. – В крайне закрытом сообществе, где все боялись вслух говорить, что думают или чувствуют. Тебе не дано было знать.

– Мама могла бы поделиться планами со мной.

– Нет, не могла, – возражает агент Карлайл. – А вдруг бы ты сразу донесла на нее Центуриону?

Именно так ты бы и поступила, шепчет внутренний голос. Сама ведь знаешь.

Я изумленно смотрю на своих собеседников.

– Мы не преподносим все это как факты, – говорит доктор Эрнандес. – Истина нам неизвестна, и мы не делаем вид, что все знаем. Однако я бы хотел, чтобы ты кое над чем подумала.

– Над чем?

– Несомненно, скорбь, вызванная кончиной твоего отца, – главное, из-за чего мама в твоих глазах выглядела такой отстраненной, из-за чего тебе часто казалось, что она несчастна. Также я уверен, что на твое восприятие материнской фигуры влияло естественное разочарование в родителях, свойственное подросткам, и тут необходимо понимать, что я говорю это без всякой критики. Но что, если твоя мама была несчастна в том числе и потому, что вообще не хотела переезжать в Техас и вступать в Легион? Когда вы с ней все-таки затронули эту тему, она ведь не сказала, что, проведя на Базе длинные выходные, пережила великое озарение и уверовала всем сердцем. Она объяснила, что осталась в Легионе потому, что твой отец бывал очень убедителен. Попробуй представить себя в этой ситуации, чисто гипотетически. Тебя вынуждают бросить все и переехать непонятно куда, вступить в какую-то непонятную общину, а потом вдруг человек, ради которого ты на это пошла, умирает и ты с малолетней дочкой на руках застреваешь в том месте, которое изначально не вызывало у тебя восторга. Какие эмоции ты бы испытывала?

– Наверное, злость, – говорю я, и где-то глубоко во мне искоркой вспыхивает именно это чувство. – Нет, не просто злость. Пожалуй, я была бы в ярости.

Доктор Эрнандес понимающе кивает.

– Ты говорила, что до чистки мама выглядела более жизнерадостной?

– Мне казалось, да.

– Возможно, так и было. Возможно, при Патрике Макилхенни она считала, что все не так уж и плохо, что Легион – вполне подходящее для вас обеих место, а после чистки положение изменилось. Отрицая обвинение в вероотступничестве, твоя мама заявила отцу Джону, что не верит в него. Ее утверждение касалось не Бога и даже не Легиона, а конкретно его.

Я киваю, потому что мысленно слышу ее слова, пропитанные желчью.

– Но, видимо, было поздно, – продолжает доктор Эрнандес. – Ты сама рассказывала, что после чистки в Легионе усилили охрану, начали запирать комнаты на ночь, а Центурионы стали носить оружие. Твоя мама могла осознать, что слишком затянула и время упущено. Оттого и была несчастна.

– Так почему же она не покинула Легион вместе со мной до того, как к власти пришел отец Джон?

– Понятия не имею, – качает головой психиатр. – Возможно, боялась возвращаться в реальный мир, боялась оказаться совсем без поддержки, да еще с ребенком на руках.

Я безмолвно смотрю на доктора Эрнандеса.

– Как я и сказал, это просто тема для размышления, – говорит он.

Он прав, шепчет голос в моей голове. И ты это знаешь. Ты никогда не пробовала взглянуть на вещи с ее точки зрения. Тебя заботило лишь, как ее поведение отражалось на тебе. Какие эмоции это у тебя вызывало.

– Так нечестно, – шепотом произношу я.

– Мунбим? – озабоченно хмурится доктор.