После пожара

Я встаю и рассматриваю телефон. Кирпичик из черного пластика, на передней поверхности – миниатюрный экран, под ним – пятнадцать овальных кнопок. Та, что в верхнем левом углу, имеет выпуклую зеленую метку. Делаю глубокий вдох, чтобы унять бешеное сердцебиение, и нажимаю на зеленую кнопку большим пальцем. Ничего не происходит. Внутри у меня все обрывается. Может, села батарейка. Может, аппарат сломан. А может, не работал с самого начала, и все это просто жестокая шутка, и где-то там, во Внешнем мире, Нейт помирает со смеху над глупой девчонкой, которая всерьез поверила, что он мог…

Экран вспыхивает, и от неожиданности я чуть не роняю телефон на пол. Покрепче сжимаю в руках и внимательно изучаю. На дисплее по краям появляются столбики из коротких черточек, а вверху мигает слово «Поиск». Потом оно исчезает, и на его месте загорается надпись: «AT&T»[6]. Рядом с этой новой аббревиатурой пять маленьких кружочков. Самый дальний слева черного цвета, остальные внутри не закрашены.

Экран светится ярко, гораздо ярче, чем я предполагала, и меня вдруг охватывает нелепый страх, что кто-нибудь разглядит его сквозь стены, поэтому я сую телефон в карман шорт. Характерная прямоугольная выпуклость явно выпирает сквозь ткань, и любой, кого я встречу, непременно об этом поинтересуется, но девать мобильник больше некуда. Главное – чтобы никто его не увидел, ведь пользоваться им в комнате слишком опасно. Сейчас в корпусе тихо, однако в любой момент в здание могут войти, а я этого не услышу и провалю все дело.

Пересекаю комнату, останавливаюсь у двери. Из коридора ничего – и никого – не слышно, однако я на всякий случай приоткрываю дверь всего на пару сантиметров и осторожно выглядываю в узкую щелочку.

Пусто. Вижу белесую обшивку стен, светящееся распятие и двери пяти других комнат. Выскальзываю в коридор, крадусь к входной двери. Прижимаюсь к ней ухом, не улавливаю ничего подозрительного и, потянув на себя, открываю. Ни Эймоса, ни отца Джона, ни Центурионов поблизости нет, лишь пятном темнеет асфальтированный двор, а вдалеке движутся силуэты моих Братьев и Сестер, занятых своими делами.

Облегченно выдыхаю, ступаю за порог. Еще нет и десяти утра, но воздух уже раскален – от жары кажется, будто ты вскипаешь изнутри. Я представляю, как Хани сидит на полу контейнера, металлические стенки которого нагреваются всё сильнее и сильнее, но потом отгоняю от себя эту картину. Чтобы осуществить план, мне нужна ясная, а не затуманенная гневом голова.

Обхожу двор по краю, стараясь избегать плавящегося асфальта, потом сворачиваю на восток, к хозяйственным постройкам. Мало найти такое место, где меня не подслушают, – для этого достаточно просто встать у забора, но в этом случае риск попасться опасно высок: кто-нибудь обязательно заметит, как я в одиночестве стою в дальнем углу Базы и что-то прижимаю к уху. С таким же успехом я бы могла зайти в Большой дом и воспользоваться сотовым телефоном посреди гостиной.

Место нужно особое: и отдаленное, чтобы меня не услышали, и уединенное, чтобы не увидели. Сарай, за которым я остановила Люка, принуждавшего Хани к отвратительной дикости, и в котором Люк таки сотворил другую отвратительную дикость с Джейкобом Рейнольдсом, – лучшее, что приходит мне на ум.

Буднее утро в разгаре, а значит, Братья и Сестры уже должны были забрать из сарая рабочие инструменты. Их вернут обратно, когда колокол в часовне прозвонит к обеду, но до этого как минимум два часа, и то если ланч не отменят, ведь обычно пища – первое, чего отец Джон лишает нас, когда недоволен нами, а в тот момент, когда Джейкоб уносил Хани, его лицо было чернее тучи. Тем не менее кто-то может прийти за дополнительным инструментом, да и Центурионы непременно отправятся меня искать, если вдруг заметят мое отсутствие, хотя вероятность этого невелика.