– Еще до перехвата посылки в Лаббоке Легион регулярно попадал в поле зрения федеральных агентств с связи с угрозой внутреннего терроризма. Наши службы долгое время собирали материалы для возбуждения дела против Джона Парсона и его ближайших сообщников. Решение о штурме, в ходе которого возник конфликт с членами Легиона, было согласовано более месяца назад. Тот факт, что штурм состоялся на следующий день после твоего звонка в Управление шерифа округа Лейтон, – простое совпадение. В Управлении шерифа внесли информацию, которую ты передала, в базу, и оттуда она сразу же поступила в ФБР. Так как в отношении Легиона уже велось активное расследование, сотрудникам ФБР был отдан особый приказ не предпринимать никаких действий. Поэтому абсолютно ни в чем из того, что произошло назавтра, нет твоей вины, Мунбим. Ты поняла, что я сейчас сказал?
Я молча сверлю его взглядом, потому что не понимаю, зачем он спустя столько времени лжет мне. А он наверняка лжет, ведь если он знал – если они оба знали, – что я звонила, то отчего не сказал раньше? Почему они позволяли мне и дальше думать, что во всем виновата я?
– Да, мы были в курсе, – говорит доктор Эрнандес. – Я не торопил тебя с рассказом, понимая, насколько тяжело тебе будет это сделать, и хотел, чтобы ты подошла к точке доверия самостоятельно. Однако если бы я знал, что ты винишь во всем себя, то сразу бы открыл правду.
– Я вам верю, – говорю я и сама слегка удивляюсь тому, что это так. Действительно так.
Осознание на миг захлестывает меня, но его быстро вытесняет другое чувство. Облегчение, которое я испытала после признания, переросло во что-то огромное и всеобъемлющее. Конечно, никто не ожил и радоваться особо нечему, но я мысленно повторяю: они умерли не из-за меня, я не виновата, и это максимум, что я сейчас могу сделать, чтобы не расплакаться от счастья.
Агент Карлайл потрясенно качает головой.
– Поверить не могу, что ты так себя терзала, – говорит он. – Нужно было сказать.
– Я хотела. – Я произношу это тоненьким, дрожащим голосом, как будто сдерживаю то ли смех, то ли слезы. – Думала об этом постоянно, но так и не смогла себя заставить. Я даже сегодня до конца не была уверена, что смогу. Поймите: входя в кабинет КСВ, я каждый раз видела детей, осиротевших из-за меня. Из-за того, что я сделала.
– Сочувствую тебе всем сердцем, – говорит доктор Эрнандес.
Я делаю глубокий вдох и задаю вопрос:
– Значит, я не виновата? – Я должна услышать это снова. – Моей вины нет?
Он улыбается и качает головой.
– Нет, Мунбим. Ты ни в чем не виновата.
Я закрываю глаза. Накатившая волна облегчения растекается во мне до самых кончиков пальцев, затем отступает. Разум постепенно проясняется, и в голову приходит внезапная мысль. Открываю глаза и, нахмурившись, спрашиваю у агента Карлайла:
– Как вы за нами следили?
– Что, прости?
– Вы говорили, что долгое время держали Легион под наблюдением. Каким образом?
– Разными способами. Перехватывали и вскрывали всю входящую и исходящую почту, прослушивали разговоры на территории Легиона с помощью микрофонов дальнего действия, использовали скрытые камеры.
Что? Я хмурюсь сильнее.
– Вы видели, как Центурионы схватили Хани? Как Люси до полусмерти избил мужик вдесятеро здоровее нее? И вы ничего не сделали?
Агент Карлайл морщится.
– Я не входил в рабочую группу, меня привлекли к работе для расследования причин пожара. Но я точно знаю, что наши ребята видели не все, далеко не все.
– То есть они не представляли, что реально происходило на Базе? – спрашиваю я. Ответ мне известен заранее, просто я хочу, чтобы агент Карлайл это признал. – Ваши микрофоны и камеры почему-то не записывали все плохое, что там творилось?
– Нужно понимать, как проходит расследование подобного уровня, – объясняет он. – Приоритетной задачей был сбор улик, подтверждающих нарушение закона об огнестрельном оружии и наличие преступной организации. Наши службы завели сразу несколько дел: о нелегальном удержании двух и более лиц, вооруженном нападении и дюжине других преступлений, – но пожизненно сесть за решетку Джон Парсон должен был именно за нелегальное хранение автоматического оружия и взрывателей.
– Получается, во время этого своего наблюдения они просто смотрели, как на Базе калечат людей, смотрели и бездействовали?
Агент Карлайл выдерживает мой взгляд.
– Да, – говорит он. – К сожалению. Понимаю, звучит жестоко, но такие дела ведутся не быстро, и преждевременные действия могли бы спугнуть Джона Парсона, поставить все расследование под угрозу.
Меня поражает страшная догадка. Боже.
– Все, о чем я вам рассказывала… Вы знали это раньше?
– Нет, что ты! – У доктора Эрнандеса от волнения распахиваются глаза. – Не думай так, даже мысли не допускай. Все, что ты говорила, жизненно важно.