После пожара

Я молча гляжу на него. До меня доходит: я еще никому не рассказывала о том, чему стала свидетельницей в Большом доме в день Изгнания мамы. По сути, об этом знает лишь горстка людей: Пророк, Центурионы, Белла, Агава, Стар и я. Вот и всё – вот и все. Ну и мама, конечно. Только где она сейчас?

– Она заявила отцу Джону, что никогда не верила в него. Назвала его шарлатаном и стервятником, чья добыча – слабые и отчаявшиеся.

Нейт качает головой и присвистывает.

– Вот это да, – говорит он. – Неудивительно, что он постарался выгнать ее как можно быстрее.

– Он послал Эйнджела смотреть за ней, пока она собирала вещи. Велел проследить, чтобы она ни с кем не общалась.

Нейт строит гримасу.

– Ну еще бы. И это лишь подтверждает мои выводы. С точки зрения отца Джона, твоя мама представляла опасность. Для него было проще избавиться от нее.

– Какую опасность? – не могу уяснить я. – Она всегда держалась тише воды ниже травы.

– Ради тебя, Мунбим.

Что? Я в изумлении смотрю на Нейта.

– Но я не…

– Твоя мама не просто искала способ сбежать из Легиона. По словам отца Джона, в дневнике открыто упоминалось, что она намерена забрать с собой и тебя. А ты невеста Пророка, избранная самим Господом, и, когда придет время, должна стать его женой. Ты хоть представляешь, как бы он выглядел, если бы план твоей мамы увенчался успехом и она сумела вывезти тебя с Базы? Как это повлияло бы на авторитет отца Джона в глазах всех Братьев и Сестер?

– Она же сама хотела, чтобы я вышла за отца Джона, – говорю я. – Сама много раз предлагала ему обратить на меня внимание и радовалась, когда он объявил, что Господь избрал меня будущей женой Пророка. К чему все эти старания, если она планировала забрать меня с собой?

– Не знаю, – качает головой Нейт.

Чушь собачья. Знаешь, просто мне не говоришь.

– Почему я тебе не верю? – интересуюсь я.

– Мунбим, это правда, – отвечает Нейт. – Есть вещи, и немало, которых тебе лучше не знать, но, если бы мне что-то было известно о твоей маме, я бы обязательно сказал. Честное слово.

– Каких это вещей мне лучше не знать? – хмурюсь я.

Нейт молчит и смотрит сквозь сетку забора вдаль, на пустыню.

– Нейт, что ты имел в виду?

Не отрывая взгляда от линии горизонта, он спрашивает:

– Почему отец Джон так боится Внешнего мира?

– Потому что там опасно.

– Кто сказал?

– Отец Джон.

Нейт издает короткий смешок.

– Ну разумеется. А почему там опасно?

– То есть почему он говорит, что там опасно?

– Да.

– Потому что там обитают наши враги.

– Верно, – кивает Нейт. – Те, которые, как мы слыхали, при первой возможности похитят нас, замучают и убьют. Но скажи-ка, Мунбим, ты хоть раз видела каких-нибудь «врагов»? Не считая студентов, что глазеют на нас через забор?

– Нет, не видела. И я понимаю, к чему ты ведешь. Но чисто теоретически если бы они там были, то наверняка бы прятались?

– Возможно. – Нейт берется за проволочную сетку и дергает ее. – Однако, если верить отцу Джону, в арсенале прислужников Змея есть бомбы, танки и вертолеты, распыляющие горючее. Если так, думаешь, этот хлипкий заборчик их остановит?

– Вряд ли.

Нейт без слов пожимает плечами.

– Так что ты хочешь сказать? Что врагов не существует?

– Нет, – мотает он головой. – Я не стану убеждать тебя, что по ту сторону забора все нас обожают и что Внешний мир – это безмятежное райское место. Но отец Джон готовит Легион к битве, которую считает неизбежной, а такие планы имеют свойство самореализовываться.

– Не понимаю, – хмурю брови я.

Долгое мгновение Нейт пристально глядит на меня, потом улыбается.

– Прости, что-то я заболтался. Нам пора назад.

– Да все нормально, – говорю я, потому что не хочу, чтобы Нейт оборвал этот разговор, не хочу возвращаться к Семье; я хочу остаться здесь, где не нужно бояться каждого произнесенного слова и где на меня не смотрят как на дочь еретички.

– Все нормально? – повторяет за мной Нейт. – Не знаю, Мунбим, не знаю. В любом случае мы имеем то, что имеем, поэтому скажу тебе еще одну вещь.

– Давай.

– В подвале Большого дома есть помещение. Дверь в него всегда заперта.

– Комната, где Эймос хранит тренировочные винтовки, – говорю я. – Знаю.

– Там хранятся не только винтовки, но и много, много чего другого.

– Чего?

Нейт не отвечает и лишь смотрит на меня с легким прищуром, словно ждет, что я что-то скажу или сделаю.

– Так чего именно? – не отстаю я. – Говори.

Он медленно качает головой.

– Думаю, на сегодня достаточно.

Во мне вспыхивает злость.

– Не надо так со мной, Нейт. Я не ребенок, и не тебе решать, что для меня достаточно, а что нет.

Его лицо озаряется широкой, искренней улыбкой.

– Я не имел в виду – для тебя. Мне пора возвращаться к работе на грядках. Ты идешь?

Я отвечаю не сразу. Во-первых, хочу побольше узнать о запертой комнате, а во‑вторых, еще не решила, обижаться ли на это его «достаточно», потому что Нейт определенно говорил не о себе. Однако по его лицу я понимаю, что сейчас он и вправду больше ничего не скажет, да и обижаться на Нейта я не могу, ведь вполне вероятно, что он мой единственный друг на всем белом свете.

– Ага, – вздыхаю я.