После праздника

В самом деле, считаю правильным, что не закружилась. Это дало возможность объективнее наблюдать, а уж каких усилий стоило себя охолодить — не имеет значения. Но я научилась слушать, вникая в его слова по мере сил, и не только задыхаться, бороться с головокружениями, «чувствами-с». В шквале его словоохотливости для меня постепенно обнаружилось, в чем его стержень, его убеждения. Я открыла, на какие он идет потери и почему. Прежде он виделся мне удачником, баловнем, а таких я остерегаюсь. Но выяснилось, что баловнем он не был, а сам по себе успех, ему вроде сопутствующий, ни его, ни кого-либо другого от болячек, затрещин, заминок мучительных не может защитить. Но этого мало: неудовлетворенность еще не признак душевного развития. Вот когда неудовлетворенность направлена и вовнутрь, а терзания не становятся самоцелью, когда впереди, несмотря ни на что, брезжит светлая полоса, тогда человек способен сделать свой выбор, сознательный, доказывающий, что он личность. А так уж совпало, что именно в период нашего знакомства он выбор свой сделал — вне всякой зависимости от моего присутствия, а уж о влиянии и нечего говорить.

Никто на него не влиял. Я имею в виду общих знакомых, окружение. Он читал, думал, сопоставлял, сравнивал, и эта главная, недоступная посторонним сфера его существования сформировала, думаю, уже окончательно его. Хотя, конечно, и допускаю и не сомневаюсь в развитии его дальнейшем, но зерно, но основа в нем тогда уже создалась.

И я сочувствую, согласна с тем, если вкратце, положением, что человек не только от рождения создан существом свободным, но имеет все основания свободу свою закрепить, найти ей серьезные обоснования и уберечься от натиска, тоже, кстати, обоснованного. В том смысле, что быть, ощущать себя свободным отнюдь не невозможно, к такому выводу я пришла. На его примере, когда была в него влюблена, когда подавила в себе свою влюбленность, но забыть его не смогла, как видите.

Во мне остался, позволяя высокий стиль, бескорыстный восторг перед способностью человека смело мыслить, находить в этих мыслях сладость, гордость, благодаря им укрепляться нравственно.

Отбрасываю случающиеся с ним житейские промашки — это сор, к чему его хранить? Недостойно, глупо придираться по мелочи, хотя именно такого рода разбор приносит удовлетворение некоторым, утоляя их зависть к тем, кто больше, выше их. Мне же оказалось не трудно отмести свои женские «обиды», которые всегда найдутся, если захочется их искать: потому я его простила за, скажем, неясно, нечетко выраженные  ж е л а н и я, что к тому времени, а позднее все крепче осознавала мужественность его позиции, отвергающей мельтешения, заискивания, забеги вперед и льстивое поджидание, нахождение в согласии с высказанным одним мудрым и много горького испытавшим человеком: к о г д а  н а д о,  в а м  п о д а д у т. В таком вот плане, что, мол, придет время, и если есть за что, если заслужено — получите, нагонят даже и вручат, уж будьте спокойны.

И я не сомневаюсь, вручат непременно. А я буду смотреть издалека и удовлетворенно улыбаться. Хотя какое это имеет отношение ко мне? И вообще, не слишком ли я его превозношу?

Уж если начистоту, в нем было и поныне сохранилось наверняка множество раздражающих, просто-таки из себя выводящих черт, привычек. Порой он становился безразличным, ни с того ни с сего вдруг. То есть в этом нисколько не сказывалась какая-то его на меня реакция, меня вовсе тогда не существовало, я делалась не нужна. И тоже, вероятно, следовало научиться на такое не обижаться, потому что он был не виноват, а виноват изъян душевный — отсутствие стабильности. Поэтому тепло человеческое, ток сердечный от него к другим людям поступали с перерывами, перебоями. Да, я причисляю себя и к  д р у г и м: натерпелась, сознаю, что натерпелась не я одна от внезапного в нем холода, а самое тяжелое, что не к чему бывало придраться, нечего выяснять. Так он себя вел, так держался. Понятие мужской надежности к нему никак не применялось: настроения, порывы, воодушевление, азарт и мгновенный спад к равнодушию. Впрочем, я понимаю и понимала тогда, что возможно управлять этакими погодными перепадами. Но лишь при полном самообладании. В душе, словом, послать его к черту, а с виду, в поведении своем сохранять ласковое терпение. Ну уж увольте! Ничего нет тягомотнее существования с творческими личностями, как их называют. Тут надо зажать себя в кулак, забыть об искренности, всегда подлаживаться, притворяться. Ради чего? Тоже отвечу. Ради неизбывного счастья жить вместе с тем, кто требует вложения всех без остатка сил, с тем, кто никогда не наскучивает и держит в постоянном напряжении, страхе: потерять такого — конец, потому что заменить некем.

Так, полагаю, и существуют спутницы талантов, всегда в судороге, изматывающем беспокойстве, в состоянии пика, длящегося и приносящего одновременно и боль, и наслаждение, что мы в общем-то все себе желаем, но либо обстоятельства не способствуют, либо кишка тонка.