После праздника

Что в житейском смысле кажется иной раз победой, для искусства, предъявляющего к людям более высокий нравственный счет, бывает неприемлемо, постыдно. И постыдней всего — «выйти сухим из воды». Оказаться ни в чем не повинным и себя самого в том уверить — благо это нетрудно со снисходительной моралью наших дней. И уж на таком фоне Сальери, со своим самоиспепеляющим раскаянием, пример куда достойней. Потому и живет в умах, пусть и проклятый, уже века.

Но к чему подобные сравнения? Рассказчика, по всей видимости, занесло. Вероятно, подвела опять-таки восторженная любовь к музыке, порождающая ревнивую взыскательность ко всему, что имеет к ней отношение.

И все же, не опасаясь показаться наивным, Рассказчик утверждает, что возмездие рано или поздно придет. Хотя… Зал полон. И на улице спрашивают билеты, экзальтированные поклонницы глядят неотрывно на сцену, когда же наконец выйдет он, все еще молодой, златоволосый, прекрасный. Все еще победитель. Но… если сесть невдалеке от сцены, если вглядеться попристальней в это лицо, заметна станет уже его обрюзглость, ленивая сытость, так не вяжущаяся с процессом вдохновенной самоотдачи — с тем, что ждет от артиста зал.

Да, пока этот стареющий юноша еще способен делать то, чему его научили. Но с годами ему будет все труднее выдавать чужое за свое… Вот он встал, поклонился, и взгляд его, пойманный на лету, выдал настороженность. Хотя это ведь не доказательство — взгляд. Что касается зала, то, увы, придется признать: он все еще аплодирует…

МУЖ, ЖЕНА И АВТОМОБИЛЬ

Договорились, что он заедет за ней на работу. Оба заканчивали в шесть, но он — на колесах и через десять минут, сказал, у нее будет.

«Колеса» эти, правда, были очень ненадежные — старенький «Москвич» 407-й модели, подаренный им на свадьбу ее родителями уже сильно подержанным, — и они успели сына родить, четырехлетие его справить, а «Москвич» все еще бегал, покашливая и кряхтя.

Муж «Москвич» берег, дряхлости его сочувствовал, а жена — презирала и не упускала случая эту «разбитую телегу» ругнуть. Когда муж садился за руль, ему тоже попадало. Жена обидно высмеивала тогда их обоих, и водителя и автомобиль, двух растяп, неудачников, у которых все всегда вкривь и вкось, на которых, конечно же, нельзя ни в чем положиться, и она лично, мол, не желает с ними иметь ничего общего!

Когда глох мотор или не срабатывало зажигание, у жены кривилось лицо, она шептала как бы про себя, но так, что мужу, разумеется, было слышно, о разбитой вчера «одним нескладехой» хрустальной пепельнице, о том, что в комнате отстали обои и пора бы, конечно, сделать ремонт, но это — естественно — лишь голубая мечта, потому как денег у них на такое мероприятие в данный момент не соберется, а вот Скворцовы зато обменяли квартиру и переехали в новый дом, где холл как в зарубежных кинофильмах, а ванная — да, да, отдельная, а не совмещенный санузел! — облицована вся — подумать! — черным кафелем.

«Москвич», прокашлявшись как следует, трогался наконец; муж глядел прямо в ветровое стекло; жена, порывшись в сумочке, доставала пудреницу, подкрашивала губы, молча, с трагическим выражением лица.

Она, вообще-то говоря, была еще молоденькая, хорошенькая, тонконогая, и курносое ее личико делалось детски обиженным, когда она ругала мужа и злилась.

А муж был немногим ее старше: высокий, белобрысый, с хрящеватым длинным носом, сближенным с пухлой верхней губой, молчаливый и сдержанный — и о нем даже теща говорила: «Золотой парень!»

Муж работал в НИИ, жена преподавала пение в школе и очень часто приходила домой раздраженной, потому что дети не хотели, а она не могла заставить их петь.

Зато дома встречал ее Андрюша, разучивший в детском саду неизвестно уж с чьей помощью невероятные куплеты, от которых родители его смущались, краснели, смотрели в растерянности друг на друга: что делать-то, а? Ну что делать?..

— А я тебе скажу! — шепотом начинала жена, утянув мужа за собой в кухню и плотно прикрыв дверь. — Я тебе скажу, как это у нормальных людей бывает! Бабушки с внуками сидят — ба-буш-ки! Потому что — пенсионный возраст, и пора бы уже перестать честолюбием кипеть, рваться на собраниях на трибуну! Директором ее, кстати, уже все равно не сделают. Так пусть хоть о родных своих наконец подумает, не о сыне, так о внуке! Пусть наконец…

— Но твоя мама…

— Что  м о я  мама?! Да ей еще Витьку женить надо и Лену замуж выдавать, и отец хворать стал, и сама она плохо себя чувствует. Моя мама!.. Тоже сказал…

— Так и в детском саду есть свои преимущества. Воспитывается в коллективе, и вообще… А куплеты… Он ведь смысла еще не понимает…

— Не понимает? Поймет!

Но тут Андрюше одному становилось скучно, и он являлся на кухню к родителям своим, и тогда они все трое дружно садились смотреть телевизор — до того часа, пока Андрюшу не пора было укладывать спать.