После развода. Вернуть жену

— Небось, хочешь есть, да? — спрашиваю у него, стягивая ползунки и расстегивая полный подгузник.

Димас дергает пухлыми ножками, радуясь, что его освободили от этого мочесборника. Я тянусь к новому подгузнику, слегка наклоняясь к нему, когда мою грудь, неожиданно, обдает теплой струей.

— Черт, что это?

Ошеломленно смотрю вниз, на свою мокрую футболку и на довольного собой хулигана, который описал меня и теперь имеет наглость улыбаться двузубым ртом.

— Ах ты, чертенок! И как это называется, Димон? Ты сделал это специально!

— Агх… — радуется малыш, суча влажными ножками.

Он нас обоих обоссал, да еще и пеленальный столик пострадал. Сплошной беспорядок.

— Придется теперь отложить завтрак. И тебе некого в этом винить, кроме самого себя, — строго говорю ему, беря грязнулю на руки и неся в ванную.

С горем пополам раздеваюсь, стягиваю с него оставшуюся одежку и, отрегулировав температуру, встаю под душ так, чтобы самые сильные струи били мне в спину и не доходили до малыша. Нам нужно буквально пару минут, чтобы смыть с себя его мочу. Держать мокрого, извивающегося от восторга ребенка непросто, но я справляюсь, решив обойтись без геля. Вода и так все смоет.

— Ты похож на шарпея, — объявляю толстячку, после того как складочки на его животике и ножках тщательно промыты водой. — Пора на диету, Димас.

— Га!

— Тебе все га, проказник. Не жизнь, а малина! А мне еще убирать за тобой.

Быстро заворачиваю его в полотенце и с горем пополам умудряюсь обернуть еще одно вокруг собственных бедер. Выхожу из ванной, чтобы одеть его поскорее и навести порядок, пока не проснулась Эля, но, видимо, я опоздал. Потому что стоит нам открыть дверь в спальню, как за ней обнаруживается наша возмущенная до предела мамочка.

— Ты меня до смерти напугал! — шипит она, переводя взгляд с Димы на меня. — Нельзя так…

Эля резко осекается и краснеет. Проследив за ее взглядом, понимаю, что полотенце на моих бедрах держится на одном честном слове, и, вероятно, мой полуобнаженный вид очень смутил бывшую жену, хотя чего она там не видела, спрашивается.

— Отдай мне Бусю и оденься, — смущенно отводя глаза в сторону, бормочет девушка, уже забыв о своих нотациях.

Повинуясь порыву, подхожу к ней ближе, чем необходимо, и медленно передаю ребенка таким образом, чтобы руки Эли соприкоснулись с моим голым животом, что еще больше смущает ее, а меня приводит в восторг. Способность Эли краснеть от любого намека всегда заводила меня с полуоборота. Не могу поверить, что такая невинная овечка могла манипулировать мной и встречаться с кем-то на стороне. Но это надо еще проверить.

— Соня сейчас проснется, оденься, пожалуйста, — бормочет Эля, отходя на шаг и отворачиваясь.

Дима, оказавшись в объятиях мамы, вдруг начинает плакать.

— Ты голодный, Бусенька? — ласково воркует Эля, и я понимаю, что маленький негодник манипулирует, зная, что мамочка его сейчас покормит по первому реву.

Она начинает его одевать, уже не обращая на меня внимания, а я стою и тихо офигеваю от того, как все громче начинает нарастать плач по мере того, как, вместо того чтобы покормить, на него натягивают одежду.

— Какой ты нехороший мальчик, ай-яй-яй! — улыбается Эля, застегивая на нем боди. — И в ус не дул, пока я тебя не взяла, а?

— Ты знаешь, что он притворяется? — поражаюсь я.

Она вздрагивает, словно забыла о моем присутствии, и поджимает губы, явно недовольная, что я еще не ушел.

— Не совсем притворяется, — говорит Эля. — Но да, он не настолько голоден, чтобы реветь, я кормила его час назад. Просто у Буси такая привычка со времен грудного вскармливания. Когда я его беру, он начинает плакать, чтобы получить… хм, грудь. Независимо от того, голоден или нет. Но молоко пропало, так что он скоро привыкнет.

— Это из-за стресса, да? — понимаю я, и на плечи опускается новый груз вины.

Эля укачивает сына на руках, дав ему воду в бутылочке, и смотрит на меня со смесью тревоги и грусти.

— Я просто не справилась, Демид, — выдает она несусветную глупость, потому что себя-то винить в этом точно нет смысла. — Со своими эмоциями. Соня не виновата в этом, я сама так переживала, что забыла о том, что… Я о многом забыла в те дни. Но Диме уже семь месяцев, ничего страшного в прерывании грудного вскармливания нет. Мой мальчик уже большой, да, Буся?

Малыш выплевывает бутылочку и снова морщится, готовясь заплакать.

— Ладно, дам ему еще немного смеси, — вздыхает Эля, проходя мимо. — Ты все же оденься, пожалуйста, и закончи с завтраком. Я видела, ты уже начал готовить. Яйца выключила, не переживай.

Она уходит, а я тупо пялюсь в одну точку, чувствуя себя незрелым кретином. Пока я обсасывал свои чувства и жалел себя, Эля проходила сквозь куда больший кризис, чем я мог даже подумать, а еще умудрялась и меня подбадривать. Не думаю, что можно быть о себе еще худшего мнения, чем я сейчас.

Глава 16

Эля