После Рима. 192–430 по Рождеству. От «солдатских императоров» до Карла Великого

Ограбив языческие храмы и изъяв статуи из золота и серебра, Константин пустил реквизированные сокровища на стабилизацию денежной системы. Для этого он в 309 году ввел новую золотую монету, солид, с содержанием золота 4,55 грамма. 72 солида составляли римский фунт, то есть 327,6 грамма. В обращении также появились мелкие золотые монеты в четверть и треть солида.

Нововведение оказалось удачным и с выпуском золотых солидов денежное хозяйство относительно восстановилось. Спустя несколько веков после крушения Западной Римской империи Константинов солид все еще сохранял свою ценность и чистоту. В Византии его называли греческим словом «номисма», а в Европе «безантом», но даже через тысячу лет это был все тот же Константинов солид.

Император увеличил численность армии: при нем она выросла более чем в полтора раза, оценочно — почти до 450 тыс. человек. Чтобы содержать это воинство, подняли налоги, да так, что годовые бюджетные оценки, или «индикции», с 324 по 364 год выросли вдвое. На сельское и городское население лег непомерный груз.

До 30 процентов собранных налогов уходило на содержание чиновничьего аппарата. Государство щедро одаривало и церковь, 90 процентов своей ренты получавшую от сельского хозяйства, — жертвовались в основном земли, но порой и деньги. Немалые расходы пришлись на возведение Константинополя, а также городское строительство в Медиолане, Тревирах и Сердике, городах, находившихся под прямым покровительством императоров…

Христиане римской империи

Религиозная революция вначале не носила радикального характера: никого насильно не загоняли в христианство, разве что запретили кровавые языческие жертвоприношения. Запретили обращаться к оракулам и таинствам, устанавливать изображения языческих богов и совершать языческие празднества.

По приказу Константина были разрушены некоторые языческие храмы, которые христиане обвинили в практике сексуальных извращений — Эгейский в Киликии, Гелиопольский в Сирии и еще один храм в Финикии.

Сам Константин стоял ближе к античным эллинистической и латинской традициям, об этом говорят его лихие военные кампании, его властолюбие и жажда славы, его жестокость к врагам и более чем активная личная жизнь. Но разум Константина был отдан интересам государства, его единства и могущества, и альянс с христианством он рассматривал как меру по укреплению империи вкупе с политической системой домината.

Был ли Константин крещен? Существуют разные мнения: он то ли принял на смертном одре ортодоксальное крещение, то ли принял крест от арианина, а то и вовсе обошелся без формальностей. Достоверных данных нет, всё прочее — церковное предание, документально не подтвержденное.

Благосклонность Константина к христианству проявилась в последующих его эдиктах. Клирики были избавлены от общественных повинностей, на них распространили иммунитеты, которыми пользовались языческие жрецы, церковные здания освобождались от налога на недвижимое имущество. Константин выделял деньги церквам из императорских средств, а по его примеру начали жертвовать и частные лица. В армии появились христианские священники, которым отводилась для богослужений особая палатка. Словом, христианство и имперская власть очень быстро наладили взаимовыгодные отношения.

Христиане принялись восстанавливать разрушенные при Диоклетиане молитвенные дома и строить новые. Очень кстати пришлись набеги фискальных чиновников на языческие храмы, которые в буквальном смысле слова разграблялись государством. Часто заброшенные древние святилища становились строительным материалом для новых, христианских.

Тот, кто побывал в древнейших христианских церквах Италии и Греции, несомненно, заметил «разнобой» в разделяющих нефы колоннах. Их стаскивали из забытых прихожанами храмов умирающей античной религии. Англичанин Эдуард Гиббон горестно замечает, что вследствие этого бывший в употреблении мрамор стал иметь хождение в таком количестве, что торговля вновь добытым мрамором пришла почти в полный упадок.

Переворот в верованиях, как ни удивительно, нисколько не противоречил взглядам римского общества: империя по-прежнему рассматривалась как меч в руках божества, с помощью которого Высшая сила вершит судьбы мира. На удивление легко и быстро начали «работать на христианство» давние, еще времен Августа, утверждения о связи государственной власти и божественного начала.

Изменилась терминология, а суть осталась прежней: империя — орудие в дланях Бога, при помощи которого Он осуществляет в мире Свою волю. Епископ Евсевий Кесарийский выразил эту идею так: Господь сделал Рим всесильным для того, чтобы через него все человечество обрело спасение. Поэтому «просачивание» христианства во все поры общества и государства шло в основном мирно, а между государством и церковью царили совет да любовь.