И Зимин трудился, работал от зари до зари: вытаскивал из болота бревна, которыми солдаты гатили трясину для прохода танков и машин, драл с лозы кору для дубления выделанных шкур, шил людям сапоги, ботинки. А люди помогали восстановить хозяйство. Купил телку, поросенка, разживался помаленьку. Помощь Романа почти не потребовалась отцу. Сын успешно сдал экзамены, прошел практику по судовождению в Днепро-Двинском пароходстве и только осенью приехал к родителям. Хата уже была пересыпана, красовалась новой, свежесрубленной стеной, двор огорожен корытцами из-под немецких бомб вперемежку со смолистым штакетником, стояли хлев и дровяной сарай.
Роман увидел отца на улице. Он стоял возле своего двора и разговаривал с молодым парнем, державшим на поводках трех собак.
Поздоровавшись с сыном, он снова повернулся к парню и, чтобы поскорей закончить дело, сказал:
— За эту даю пятнадцать,— он показал на большую, с вылинявшей лохматой шерстью собаку.—А за этих двух по десять.
— Дядя,— ответил парень,— мне деньги не нужны.
— А что тебе нужно?
— Мне сказали, что вы скупаете бродячих собак, из шкур которых шьете хромовые сапоги.
— Живете далеко отсюда, а знаете?
— Да, мне нужны сапоги. Видите, совсем босой.
— Ты такой молодой, а почему не в армии? Там бы и сапоги получил.
— Меня по зрению не взяли. Мне нужны добротные сапоги. Я вам могу и десять собак привести, только сделайте.
— Зачем это тебе так сапоги понадобились, да еще добротные? — Зимин внимательно посмотрел на парня, его, как видно, заинтересовало, что тот может привести с десяток собак.
Парень замялся, потом, смущаясь, признался:
— Я... я жениться надумал, вот зачем мне хромовые сапоги понадобились, а их нигде ни за какие деньги не купишь.
— Понятно, но какой толк от твоих еще не отловленных десяти собак, да вот от таких заморышей, как эти.
— Дяденька, я добуду подходящих.
Роман стоял в стороне, прислушиваясь к их разговору. Его тронули доводы парня, он понимал, что значит идти к девушке, когда на ногах порванные ботинки. Роману стало жаль парня.
— Отец, возьми собак, сработай ему сапоги, а он тебе еще их притащит. Ты только подумай, парень жениться надумал. Шкуру можно с собак драть, но не с человека.
— Это ты напрасно, сынок, не могу же я работать бесплатно.
— Сейчас совсем другое время, отец, когда необходимо — и не такое делают. Мне вот разрешили поселиться в чужом частном доме, и за комнату я плачу копейки.
Отец еще раз критически осмотрел собак, почесал свой загорелый, с мокрыми от пота морщинами затылок.
— Пошли,— сказал он парню,— надо снять мерку с твоей ноги.
Собаки упирались и, словно понимая, что их ждет, не хотели идти во двор.
— И не жаль вам их? — спросил Роман, поглаживая большую собаку по голове. Собака прижалась к его ноге, села и ни с места. Парень сильно рванул за поводок, собака выскользнула из веревочного ошейника и кинулась наутек. Роман рассмеялся, а растерявшийся парень передал Зимину два других поводка и побежал по улице вслед за собакой. Та, поджав хвост, поминутно оглядываясь, бежала изо всех сил. Парень почти догнал собаку, ухватился за нее, но в руке остался только клочок шерсти. Парень вскочил на ноги и снова побежал. Бежал, словно за своей судьбой гнался, ведь уже в руках была, да вот не удержал. Наконец ему удалось загнать собаку к вдове Горпине во двор, который был огорожен проволокой, и там поймать. Обратно нес на руках, крепко прижимая к себе.
— Боялся, как бы она здесь всех кур не передушила,— оправдывался парень.— В нашей деревне много беды натворила, у нас последнего петуха задавила.
Отец снял с ноги парня мерку, и тот, счастливый побежал домой. Он, конечно же, расскажет своей невесте, что заказал сапоги, и назначит день свадьбы. Жизнь есть жизнь.
Но не успел он выйти за околицу, как в хату к старому кожевнику уже пришел милиционер. Когда он спросил, здесь ли живет Зимин Василий, Роман сразу же смекнул, о чем пойдет разговор. Сказал, что это его отец и что сейчас он позовет его.
Роман нашел отца под навесом, где тот устраивал собак, и сказал, что к нему пришел милиционер.
— Уже успели донести.
— Не волнуйся, скажем, что выделываем шкуры вдвоем.
К приходу отца и сына милиционер уже осмотрел все углы в хате. Из-за печи вытащил два куска подошвы, выделанной из шкуры дохлой лошади, несколько выдубленных собачьих шкурок. В кадке, у порога, обнаружил засыпанные толченой лозовой корой куски шкур.
— Так, товарищ Зимин. Все шкуры у вас я забираю, составляю протокол и передаю в прокуратуру. Сапожный инструмент также конфискую.
— Нет, сапожный инструмент я вам не отдам. Это подарок замполита воинской части, где я служил.
— Где ты, старик, служил, если дома сидишь. Знаю я таких служак, отсиживались тут, а нам, партизанам, небось и одной пары сапог не сшил.
— Да если б я здесь был, весь бы ваш отряд обул. А то вот сын рассказывает, что босым все это время проходил, пока с немца не снял.
Милиционер взглянул на Романа, и тот понял, что означает его взгляд. Подошел к кровати, на которой лежал китель, надел его поверх рубашки.