После смерча

Было это во время оккупации. Познакомился Вик­тор с девушкой, жившей на одной с ним улице. За те несколько вечеров, что провели они вместе, он даже к руке ее не прикоснулся. Девушка, можно сказать, в самом расцвете, а он ей все рассказывал о том, как здо­рово на коньках катается, как зимой всегда обгоняет он своих товарищей, как влетело ему как-то от матери за то, что штаны изодрал, поскользнувшись на катке, что мать не разрешает ему поздно домой возвращаться. Молодые люди продолжали встречаться, но Виктор все вздыхал, молча провожал до дома, по-прежнему не ре­шаясь сказать ей о своих чувствах. Девушке больше нравилось наблюдать за ним со стороны, когда он, на­певая, тихо аккомпанировал себе на гитаре. Но со вре­менем и это ей наскучило. Вскоре Виктор услышал, что девушка стала посещать городской парк, и это неприят­но поразило его. Дело в том, что гитлеровцы запрещали заходить в парк гражданскому населению. Гуляли там только немецкие офицеры. Правда, разрешалось заходить туда нашим девушкам. Виктор болезненно реаги­ровал, когда приятели, поддразнивая его, напоминали о девушке. И вот однажды пришла ему в голову дерз­кая мысль — проникнуть в парк. Неужели и вправду она там бывает? Но как это осуществить? На помощь пришла соседская девчонка, с которой до войны учился в одном классе. Она предложила Виктору переодеться девушкой. На том и порешили. Вместе с подружками она обрядила его в свое платье, дала туфли на каблуках, шляпку, ридикюль. Ему завили волосы, подвели ресницы, накрасили губы. Не парень, а девушка, не девушка, а загляденье. Виктор волновался. В парк он не шел, а летел, хоть совсем неудобно было на высоких каблуках. Его все время клонило вперед, и, чтобы не расшибить нос, он быстро-быстро переставлял ногами. Сбившиеся в кучку девчата, глядя ему вслед, давились от смеха. Уже возле парка Виктор достал из ридикюля зеркальце. Действительно красивый, как никогда. Ко­кетливо помахивая ридикюльчиком, прошел с незави­симым видом мимо солдата, стоявшего у входа в парк.

Виктор побродил немного по аллеям и вдруг встре­тился со своей знакомой, шедшей под руку с немецким офицером. Виктор узнал ее, растерялся, даже забыл, что он в женской одежде. Вот сейчас она поздоровается и скажет гитлеровцу. Тогда — конец. Виктор слышал, как расправились немцы с проникшим в парк парнем. Раскачали его и швырнули через трехметровую ограду на асфальт. К счастью, все обошлось, девушка не обра­тила на Виктора внимания. Постепенно он пришел в себя и начал опять входить в роль девушки.

Солнце не спеша садилось за горизонт. Виктор, за­думавшись, шел по аллее. Неожиданно дорогу ему за­городили двое офицеров. Он хотел их обойти. После не­давней встречи, так взволновавшей его, Виктор как-то выпустил из головы, что переодет девушкой, напряг мускулы. Но когда один из офицеров произнес: "О, ба­рышня, гут" — и взял его за руку, он, как мог, рассла­бился. Только бы не выдать себя, нужно сыграть свою роль до конца.

Один из офицеров пошел дальше, а тот, что похва­лил, взял Виктора под руку, спросил:

— Как тебья зовут?

Об этом ни Виктор, ни те, кто его одевал, и не по­думали.

— Викто...— машинально произнес он и запнулся.

— О, корошо, корошо имья Виктория. Это — победа.

Виктор не знал значения этого слова. О какой по­беде плетет немец? Но переспросить не решился. Он заметил, что немец все время норовит заглянуть ему в глаза. Осмелев, Виктор не стал отклоняться, бросая на офицера встречные взгляды. Тому это понравилось, он заулыбался, сказал, что впервые видит Викторию в парке. Теперь Виктор опасался только одного, чтобы еще раз не встретиться со своей знакомой. Поэтому обрадовался, когда офицер предложил зайти в пив­нушку. Сев за столик, немец спросил:

— Что ты пьешь?

— Все,— ответил Виктор.

— Я люблю, когда, как это... барышня не ломается.

Офицер считал, что сегодня ему повезло, с удоволь­ствием наблюдая, как его "Виктория" пьет наравне с ним. Он пододвинул стул поближе, пытаясь под столом осторожно дотронуться до колена. Виктор это сразу по­чувствовал. Этого еще ему не хватало. Ведь ноги у него, как у того голенастого петуха, и немец сразу поймет, с какой "девушкой" он имеет дело. Виктор оттолкнул РУку офицера. Немец недовольно поморщился, прику­сил верхнюю губу.

— Я не люблю грубостей.

— А я не грубиян.

Виктор снова как бы отключился, забыл о своей роли. Но и офицер не заметил, что Виктор говорит от лица мужчины. Его больше беспокоило, что он никак не может склонить "девушку" к интимному разговору. Хотя вроде бы и выпила уже прилично, да вот все по сторонам оглядывается, наверное, стыдится присутст­вующих.