После смерча

Прошло несколько дней. Ребята, закончившие не­давно десятилетку и приехавшие поступать в учили­ще, привезли с собой по чемодану книжек и учебни­ков. Теперь они нервничали, листали их, задавали друг другу бесчисленные вопросы. Роман слушал их и радовался, что может ответить почти на любой вопрос. Сдавать надо было как раз те предметы, на которые в техникуме обращалось особое внимание. Пожалуй, са­мым трудным испытанием для всех была медицинская комиссия и физическая подготовка. Об этом говорили все поступающие на судоводительское отделение.

А Роман по этому поводу не волновался. На комис­сиях по состоянию здоровья и физической подготовке получил положительные оценки. Особенно понрави­лось, как трижды на руках подымался он к высокому потолку спортивного зала. Председатель, обращаясь к членам комиссии, с улыбкой сказал: "Вполне воз­можно, коллеги, что именно война и родные белорус­ские леса усовершенствовали природные данные на­шего заслуженного абитуриента". Правда, невропато­лог заметил, что Роману не следует излишне волно­ваться. Но Роман, чем ближе подходило время к мандатной комиссии, нервничал. Наконец вызвали и его. Флагманский секретарь зачитывал анкетные дан­ные Романа.

Он подчеркивал, даже интонационно выделял те пункты, где значилось, что Роман, в свои неполные шестнадцать лет, активно сражался в тылу врага. Когда же секретарь вскользь сказал о проживании на оккупированной территории, насупленный майор, за­ранее познакомившийся с анкетой, попросил еще раз зачитать этот пункт. Глядя на майорские погоны, Ро­ман подумал, что он, наверное, такой же самый, что и полковник из отдела кадров Днепро-Двинского пароходства. Если ему известно, куда он был направлен можно считать, что все пропало.

Старший лейтенант повторил требуемый пункт, но никто больше никаких вопросов не задал. Только на­чальник училища подозвал Романа ближе к себе, по­вертел на его груди партизанскую медаль, наверное, видел эту награду впервые. После минутного молчания сказал:

— Идите, вам сообщат.

Выйдя в вестибюль, оглянулся по сторонам, не зная, куда деть себя. На душе было скверно. "Если не дове­ряют плавать по морям, по рекам тоже не поплыву. Поеду-ка я лучше домой, подам заявление в институт. Там меня поймут".

Чтобы не растравлять себя, Роман решил немного развеяться: сходить в парк, на прощание искупаться в море. Не успел отойти, как услышал позади стук дверей. Оглянулся. Его догнал старший лейтенант.

— Ты куда? — земляк радостно обнял Романа за плечи.— Приняли тебя, понимаешь, приняли!..

— Что вы?.. Даже не верится. Я уже домой решил возвращаться.

— Приняли! Честное слово, приняли! Начальник сказал: "Пусть хоть один партизан бороздит моря и океаны. Я этого белоруса приму". А ты... домой. Вот куда смотри,— флагманский секретарь показал кив­ком головы на плакат.

"На море — значит, дома, на берегу — в гостях",— еще раз прочитал Роман.

XIV

Горе не ходит одно, оно, словно бацилла, попавшая в благоприятную среду, ослабляет организм, куда мо­жет проникнуть любой микроб.

Семью Валентиков горе подстерегало на каждом шагу. Мало того, что отец в таком тяжелом состоянии, а теперь еще и Вера получила сообщение от начальни­ка штаба части, где служил ее суженый, что майор Михаил Евстафьевич Синицын погиб в Маньчжурии и похоронен со всеми воинскими почестями.

Взволнованное и радостное письмо от Романа Надя никому не показала. У Веры такое несчастье, зачем же радость свою всем показывать. Надя уже несколь­ко раз бралась за ответ, но о чем она будет писать? Про Верины слезы, брань матери, стоны отца? Чем мо­жет Роман помочь? О личной жизни тоже писать нечего...

Как-то в воскресенье к Наде зашла дочь учитель­ницы, поселившейся недавно в освобожденном под квартиру классе, и пригласила вместе пойти в парк. Когда они прогуливались по аллее, к ним присоединил­ся мужчина. Ему с виду, наверное, было за тридцать. Надя и думать не думала, что может его заинтересо­вать. Во всяком случае, ей он вовсе не понравился: не­высокого роста, с большим животом, маленьким при­плющенным носом, блеклыми, невыразительными гла­зами. Заговаривал он в основном с Надей, считая, видно, Надину спутницу слишком молоденькой для него. Надя уже хотела сказать ему, чтобы шел гражда­нин своей дорогой, но он неожиданно признался, что хорошо знает ее и Романа. Мелькнула мысль, что это его знакомый, и она сдержалась. А тот продолжал расточать Наде комплименты.

— Я совсем недалеко живу от вас и часто по вече­рам специально выхожу на улицу, сажусь на лавочку, чтобы полюбоваться вами. Раньше вы чаще гуляли по моей улице, а в последнее время что-то не видать,— говорил мужчина.

— Вы знаете Романа? — спросила Надя.

— Да, хорошо знаю.

— И знаете, куда он поехал?

— Да. Он партизанил в наших краях.

Надя посмотрела на него более внимательно. "Он наверное, был с Романом в партизанах",— подума­ла она.

— Будем знакомы,— предложил он.

— Валя,— вполголоса ответила девушка.

— Надя.