После смерча

Сегодня на лекции Надя решила написать ответ Ро­ману. Она расскажет ему о встрече с его лжезнако­мым. Но Роман спрашивает о Вере, интересуется, по­лучает ли от Миши письма, просит передать ему привет. И снова не решилась ему написать. Правда, не­сколько раз начинала, но уже первые строчки каза­лись холодными, сухими, совсем не похожими на те, что пишет ей Роман. Все-таки на лекции она не будет писать. Подругам вроде бы безразлично, а сами нет-нет, да и заглядывают к ней в тетрадь. Придет домой и напишет.

Из института Надя шла не обычной своей дорогой. Решила пройти по тем тихим улочкам, по которым они с Романом часто гуляли. "Откуда же Косяк мог наблюдать за нами? — подумала Надя.— И какая я недогадливая. Если бы он действительно знал Рома­на, зачем же ему нужно было наблюдать за нами со стороны, взял бы и подошел. Ведь Роман всегда меня знакомил не только со своими друзьями, но и с това­рищами по учебе. Где же та скамейка, на которой все это время просиживал Косяк? На тех улочках, где они гуляли, никаких скамеек нет. Он, наверное, откуда-нибудь из-за угла следил. Инженер, солидный че­ловек, а чем занимался. Мы тут с Романом, можно сказать, на каждом шагу целовались, а он подгляды­вал". Надя улыбнулась про себя и заторопилась домой. Вот сейчас придет, поужинает и сразу же напишет письмо.

Напрасно Надя переживала, не решалась написать Роману из-за того, что не было сил признаться, в ка­ком теперь положении ее сестра. Ведь только люди с нечистой совестью могут использовать в своих корыст­ных интересах тяжелое положение других.

Переступив порог своей квартиры, Надя от неожи­данности даже книжки из рук выронила. "Этого еще не хватало!" — она с удивлением воззрилась на Кося­ка, который, как ни в чем не бывало, сидел подле отца. Нижний конец занавески был заброшен вверх на веревку, чтобы угол, где лежал отец, оставался открытым. Мать в задумчивости сидела у стола.

— Добрый вечер,— Косяк встал со стула и покло­нился Наде.— Я к вам в гости.

— Гостям мы всегда рады, но вас, простите, мы, кажется, не приглашали,— отрезала Надя и, собрав с пола книжки, ушла в другую комнатку. Там сидела Вера. Она пальцем подозвала Надю к себе и только хо­тела ей о чем-то сказать, как из-за ширмы послышал­ся голос Косяка.

— Можно к вам? — и он, раздвинув ширму, во­шел.— Ну, что там новенького у вас в институте?

— Какое вам дело до института, а если и есть — сходите туда и выясните. Вас ведь сюда никто не при­глашал, как вам не стыдно?..— поморщилась Надя.

— Ну, как же, ведь я с твоим отцом хорошо зна­ком,— хотел было сесть на своего любимого конька Косяк.

— Оставьте, вы так же знаете отца, как и Романа. Зачем же вы людей обманываете?

— Да вы сами спросите своих родителей, знают ли они меня?

— Я вас не знала и знать не желаю.

— А я вот билеты на "Свадьбу в Малиновке" взял, думал, сходим.

Надя резко повернулась и, хлопнув дверью, ушла из дому.

— Вы сестра? — обратился Косяк к Вере.— Вы должны повлиять на Надю. Чего она ждет — у моря погоду?

Вера ничего не ответила.

— Ух ты, надо еще в клуб сбегать, билеты про­дать,— посмотрел на часы Косяк,— Я скоро вернусь.

Косяк ушел. Мать подошла к Вере, села рядом.

— Куда она, дуреха, голодная убежала? Послу­шай, дочка, мне думается, что не стоит Наде гнушать­ся таким человеком. Внешность, правда, у него неваж­нецкая, но ведь мужчина есть мужчина.

Вернулась Надя.

— Ушел женишок... Ну, и слава богу. Я слышала, как от нас кто-то вышел. Если б остался еще торчать здесь, у Вали бы переночевала. Он, оказывается, спер­ва к ней заходил, спрашивал, где, мол, я живу. Чудак человек.

— И совсем он не чудак, доченька. Человек солид­ный, и намерения у него серьезные. Сколько же мож­но тянуть? Война кончилась, а годы проходят. Вот в войну не женился, понимал, возьмут на фронт, убьют, а семья — мучайся потом.

— Он скоро вернется,— сказала Вера.— Пошел в клуб билеты продавать.

— Обрадовала, нечего сказать. Если придет, все равно из дому уйду. Инженер, называется, билетики побежал продавать. Я как-то к семинарским готови­лась и не могла пойти, так Роман тут же порвал биле­ты и в мусорное ведро выбросил.

— Сразу видно человека,— снова завела свое мать,— он знает, что копейка рубль бережет, бережли­вый, значит. Мне такие качества по душе. К Роману у меня претензий нет, но ты что-то утаиваешь от меня, не говоришь всей правды. А Роман, что и говорить, парень молодой, красивый. Таких, как ты, там в горо­де сотни и тысячи, выбирай любую.

Надя упала лицом в подушку.

— Отстаньте от меня,— зарыдала Надя,— госпо­ди, куда сбежать от такой жизни?..

— Матери хочется, чтоб ее дочке хорошо было. Не зря, видно, говорят: стерпится-слюбится. Одна все убивалась, немного отошла, слава богу, так теперь дру­гая вместо нее слезы в подушку льет. У Веры хоть при­чина есть, а ты что? Ты ведь даже не знаешь, о чем он тут рассказывал. У него дом девять на двенадцать, и совсем близко от города.

— Ну, конечно, ты там была и измерила,— всхли­пывая, проговорила Надя.