После свадьбы жили хорошо

— Сам бери!.. — захохотал Шустрик. — Нужна мне инфекция!

— Ах, дурачок, ах, кретинчик, — сказал Вилька, толкнул свой мотоцикл и поехал рядом с Натальей, шаркая по земле подметками, сминая колесами кусты на обочине. — Смотри, какие глазки у нее вертучие… Какие ножки…

Наталья всего ждала, только не этого. И она растерялась и повернулась к Вильке, словно проверяя, ей ли говорят, на нее ли смотрят… Он смотрел на нее. И она вспомнила, что на ней сегодня надето, и опять ей сделалось жарко, стыдно, страшно. И радостно… Она шла, как больная, с кружившейся головой, и щеки ее пекло изнутри.

Поперек дороги валялся бетонный столб, Наталья подумала, что Вилька отстанет, не переедет, но он перекатил свой мотоцикл, перевалился через столб и снова оказался рядом. И она, Горбунова Наталья, презиравшая всех мальчишек, лупившая их запросто, умевшая отбрить и отшить, сейчас трусила, робела посмотреть на Вильку, и шла, съежившись под его взглядом, и отогнать не могла.

3

И тогда безжалостно были сброшены, содраны с себя эти зловредные вещи, завлекательная отрава — эти пояса и лифчики, чулки и резинки — дрянь собачья, делающая человека безвольным. Наталья растерзала бы их в лоскутки, только лишний раз с отцом ругаться не пожелала.

Итак, содрала Наталья всю галантерею, побежала в сарай, сделала гимнастику. Тридцать упражнений по журналу «Здоровье», тридцать по отрывному календарю, тридцать по системе хатха-йога (сведено под копирку с иностранной книги). Стены дрожали в сарае. Поленница рухнула. Сосед ойкал у себя на участке, понять не мог, что творится.

Долой бантики, приговаривала Наталья. Долой цацки. Работать надо, а не ваньку валять.

После разминки, когда взбодрился организм, занялась Наталья станком. В сарае хранились дедовские водопроводные трубы; ухватясь за одну из них, Наталья ноги разрабатывала — вверх нога, чтоб коленкой до лба достать, назад нога, чтоб хрустнуло.

Говорят, великие балерины по восемь часов у станка проводят…

Но всерьез позаниматься не дали. Распахнулась дверь, возник на пороге дед. Уже возвратился с дежурства, деятель. За дедом возвышался Степан Авдеич Ряполов.

Степана Авдеича Наталья уважала — за силу, за крепкое здоровье, за суровость и неразговорчивость. Это приличный был мужчина, не другим чета.

— Опять кордебалеты разводишь? — сказал дед. — Пошла отсюда!

— Не мешай, — сквозь зубы попросила Наталья, орудуя ногой. — Двести тридцать пять… Двести тридцать шесть… — Она считала взмахи, боясь спутаться.

— Прекрати! — закричал дед. — Не касайся моих труб, не для тебя положены! Нашла место стриптизмы устраивать! Наталья!..

При Степане Авдеиче не хотелось скандалить. Наталья ошпарила взглядом обоих — и деда и Степана Авдеича, — отошла в угол, принялась восстанавливать поленницу.

— Ты смотри, смотри! — приговаривал дед, затаскивая Степана Авдеича в сарай. — Трехметровые трубы… от полдюйма и выше… с резьбой… ты же таких не достанешь нигде! Угольнички есть, бочоночки. Тройники. Вентили. Это же денег стоит! Все по-божески: твоя работа, мои материалы. Прибыль — напополам. Согласен?

Вон что оказывается. Дед решил барахлом спекульнуть. «Мои материалы»… Наталья знает, откуда свалились эти материалы. После каждого дежурства волокет родимый дедушка то шестеренку, то железную трубу… Полный сарай натаскал. Повернуться негде.

— Ну и жулик ты, — сказал деду Степан Авдеич.

— Я?!

— Имей совесть, костяная ты яишница.

«Как же, — подумала Наталья. — Имеет он совесть, держи карман шире. Если бы можно было, дедуся целиком водокачку бы унес. И железную дорогу разобрал по винтику да в сарай сложил…»

Дед пригладил волосики, выпрямился, задрал подбородок.

— Меня твои оскорбления не задевают, Степан. Ты пришел за помощью, я не отказываю. Договариваюсь разумно и справедливо. На основах взаимовыгоды. Это ты, кстати говоря, хапуга. Сколько за скважину-то огребешь?

— Мне напарник нужен, — устало сказал Степан Авдеич. — Материалы не нужны. Если сам не берешься, присоветуй кого-нибудь. Вот я о чем прошу.

— Сколько платишь?

— Я тебе объяснил утром.

— Не хулигань, Степан!

— Завтра ты поможешь, — сказал Степан Авдеич. — Послезавтра я тебе помогу Вот и вся плата. По-человечески. Не бойся, не прогадаешь.

У деда пальчик нацелился на Степана Авдеича, как пистолет. Пальчик был чистенький. Все железяки, прежде чем тащить домой, дед аккуратно завертывал в газету.

— Эх, Степан, не тебе рассуждать о совести! Демагог ты беспринципный… У меня кислотность, у меня давление, я буду задаром спину ломать на твоей халтуре, а денежки ты себе цапнешь!

— Нету там никаких денежек.

— Шутник, — сказал дед оскорбленно. — Аркадий Райкин! Ты что, за ребеночка меня принимаешь?

Степан Авдеич пробурчал что-то, поворотился и зашагал вон из сарая. Наверно, расстроился. Прежде Наталья не видела, чтобы Степан Авдеич ходил так понуро, тяжко загребая ногами. Впрочем, от деда немудрено скиснуть. Разговаривать с ним — привычка нужна.