После третьего звонка

До десяти вечера он работал как одержимый. Тата варила ему кофе и тихо сидела в углу, покуривая и наблюдая за движениями его руки. Наконец Крашенинников швырнул кисть на пол.

— На сегодня пора завязывать! Выдохся! — объявил он. — Накрывай на стол, Кроха! Там кое-что осталось на кухне, поищи.

С заданием Тата справилась наилучшим образом. Вообще Виктор с удивлением обнаружил за один вечер, что раньше совсем не знал Тату. Она могла быть незаметной, тактичной, аккуратной и даже хозяйственной. Да она всегда была такой! Но вот спать с ней…

Проклятое пари не выходило у Виктора из головы. Что они как дети — спорить! Не все ли равно, в конце концов, был кто-нибудь у Таты или нет? И зачем вообще ему это выяснять? Для чего?

Но бутылка на столе постепенно пустела. Тата упрямо не пила, а Виктор быстро пьянел не только от водки, но и от жары.

— У тебя на кухне тараканы, — сообщила Тата, ловко уплетая маслины одну за другой. — Нужно вызвать дядю из фирмы, чтобы он все здесь облил.

— Неплохо бы и меня заодно, — охотно поддержал ее Виктор.

— Для человека это безвредно, — проинформировала Тата.

— Какая жалость! — искренне посетовал Виктор. — Так хочется нанюхаться какой-нибудь дряни и сдохнуть! Но убивать живое преступно! Тараканы — они же смешные, усатые! А маленькие совсем глупые — включаешь ночью свет, а они, спасаясь, бегут прямо на тебя. Ничего еще не соображают. А ты — убивать…

Сказал — и содрогнулся. Сразу сжался в комок. А Таня? Но о ней никто ничего не знает…

Татка ухмыльнулась и достала сигарету.

— Давай трахнемся, Тата! — бухнул Виктор, словно шарахнулся с моста в холодную апрельскую воду. — Только многого не обещаю: пью запоем. Сама знаешь! Анька давно на меня всем знакомым жалуется. Но вдруг у нас с тобой что-нибудь получится…

Тата не удивилась и снова не пошевелилась. Она сидела смирно, пуская синие кольца дыма и рассматривая их с интересом экспериментатора. Крашенинников ждал ее ответа со страхом: сейчас согласится, а у него действительно ничего не выйдет? Такое случалось уже не раз. И чего вечно девки ждут от него, чумные, полоумные, на мужиках помешанные! Каких сексуальных достижений и подвигов?

Тата встала и аккуратно погасила сигарету о блюдечко.

— Попробуем, — флегматично сказала она и удалилась в комнату.

Виктор чувствовал, что именно этим все и кончится. Он прилип к табуретке, безразлично катая по столу хлебные шарики. Для чего он ввязался в сегодняшнюю дурацкую историю? Зачем ему Тата? Ему давно никто не нужен. Только мольберт.

В комнате стояла глухая тишина. Неужели Татка там что-то делает: сидит, лежит, раздевается?.. Фиг ее знает! Она не звала, не двигалась, совершенно никак себя не проявляла. Может, умерла? Хорошо бы… Крашенинников вздохнул и медленно встал, словно собираясь на собственную казнь. Ноги не слушались, очевидно, жара не спадала даже к вечеру, становясь к ночи опаснее, чем днем.

Тата тихо лежала на диване, глядя в потолок и отправляя вверх синие колечки дыма. Она была хороший, надежный игрок, мастерски тренированный жизнью. А такого тренера поискать…

— Ты не бережешь свое здоровье, — сказал Виктор, садясь рядом. — О чем все время напоминает Минздрав!

— Ты тоже его не сильно охраняешь, — ответила Тата, улыбаясь колечкам. — Я давно хочу спросить, откуда у тебя этот шрам?

И Тата показала на лоб Виктора. Не слабо! Нашла время спрашивать!

— Упал пьяный! У тебя память отшибло? Вы же меня вчетвером тогда выхаживали! — быстро сориентировался и обозлился Крашенинников. — Сильно запойный, сама сообразить не в состоянии?

Тата с удовольствием полюбовалась дымком. Хитрая тварь! Хотела проверить прежнюю версию?

— Прямо в надбровье угодил, — сказала она. — Похоже на разрез стеклом… Как-то странно оно лежало на земле… Скорее, торчало…

Она действительно чересчур хорошо представляла себе природу человеческих аномалий. И что-то подозревала. Но если молчала столько лет, то не будет выступать и дальше. Интересно, какие мыслишки бродят в ее головешке по поводу странной Таниной смерти?

— Без понятия, — отрезал Виктор. — Давно дело было.

Тата протянула узкую, даже в такую жару невспотевшую ладошку, некрасивую и костлявую, такую же, как она сама, и провела по лбу Виктора.

— Ты допил свою бутылочку?

— Нет, а что, надо допить? — ответил он вопросом на вопрос и очень обрадовался. — Если надо, то мне это раз плюнуть!

— Тащи сюда! — велела Тата. — Я тоже буду!

Озадаченный Виктор принес бутылку, и они ее прикончили в два счета. Тогда его уже окончательно развезло от водки и жары, и он без сил шлепнулся рядом с Татой. Пахло табаком и масляными красками.

— Руки хоть бы вымыл! — укорила Тата.

— Не отмываются! — буркнул Виктор. — Сама знаешь, чистюля! А не нравятся ручки — выкатывайся! Найдем другую, более покладистую. Ишь, требования предъявляет!

Чего от него можно было требовать?

Татка хмыкнула, меланхолично погасила о стену сигарету и стала его целовать. Странненькая, она удивительно это делала: словно собиралась посвятить новому увлекательному занятию все оставшиеся дни жизни, тотчас отбросив остальное — лишнее и ненужное.