После всего: Стихи 1920-1942 гг.

Россия — плетень да крапива,
Ромашка и клевер душистый;
Над озером вечер сонливый,
Стволы тополей серебристых.

Россия — дрожащие тени.

И воздух прозрачный и ясный,
Шуршание листьев осенних,
Коричневых, желтых и красных.

Россия — гамаши и боты,

Гимназии светлое зданье.
Оснеженных улиц пролеты
И окон промерзших сверканье.

Россия — базары и цены,

У лавок — голодные люди,
Тревожные крики сирены,
Ревущие залпы орудий.

Россия — глубокие стоны

От пышных дворцов до подвалов,
Тревожные цепи вагонов
У душных и темных вокзалов.

Россия — тоска, разговоры

О барских усадьбах, салазках…
Россия — слова, из которых
Сплетаются милые сказки.

1924

«Шумят мне ветвистые клены…»

Шумят мне ветвистые клены
В широкую прорезь окна.
Под сенью сфаятской иконы
Опять я осталась одна.

Гляжу — огоньки в отдаленье,

Как звезды на небе, горят,
И пахнет лиловой сиренью
Туманом окутанный сад.

И было ли грустно — не знаю,

Но было мучительно жаль.
Далеко визжали трамваи
И плыли в воздушную даль.

Какой же нежданной тревогой,

Какой же тоской одаришь
Ты серый, холодный и строгий,
Так долго желанный Париж?

1925, Севр (Франция)

Март

…А там нарциссы расцвели,
В долине, за Джебель-Кебиром, —
И пахнет весело и сыро
От свеже вспаханной земли.

Уже рассеялся туман,

Прошла пора дождя и ветра,
И четко виден Загуан
За девяносто километров.

И девственною белизной

Под небом, будто море, синим,
Белеет в зелени густой
Цветок венчальный апельсина.

Шуршит трава, басит пчела,

А скоро зацветут мимозы
У той тропинки под откосом…
Тропинка, верно, заросла…

1925 (Из сборника «Стихи о себе», 1931)

«Я старости боюсь, не смерти…»

Я старости боюсь, не смерти,
Той медленной, как бред, поры,
Когда озлобленное сердце
Устанет от пустой игры.

Когда в волненьях жизни грубой

Ум станет властен над душой,
И мудрость перекосит губы
Насмешкой медленной и злой.

Когда тревога впечатлений

Сухой души не опалит
Ни очертаньем лунной тени,
Ни бодрым запахом земли.

Когда вопросов гулкий ропот,

Ошибки, грезы и печаль
Заменит равнодушный опыт
И уж привычная мораль.

Когда года смотреть научат

На все с надменной высоты,
И станет мир наивно-скучным,
Совсем понятным и простым.

И жизнь польется без ошибки,

Без сожалений и тревог…
Лишь в снисходительной улыбке —
Чуть уловимый холодок.

1925 (Из сборника «После всего», 1949)

«Оттого, что родилась я в мае…»