Всегда все то же, что и прежде,И пестрота больших витрин,И кукольные лица женщин,И жадные глаза мужчин.Под сеткой закопченной пыли,На тихом берегу рекиСкользящие автомобилиШвыряют наглые рывки.Вдоль стен расхлябанной походкой,С улыбкой лживой и ничьей,Проходит медленно кокоткаВ венке из солнечных лучей.И в головном уборе клиномМонашка — Божья сирота —С ключами на цепочке длиннойВлачит распятого Христа…А я хочу — до боли — жить,Чтоб не кляня, не хмуря брови,Весь этот подлый мир любитьСлегка кощунственной любовью.1927 (Из сборника «Стихи о себе», 1931)Пилигримы
Мы долго шли, два пилигрима,Из мутной глубины веков,Среди полей необозримыхИ многошумных городов.Мы исходили все дороги,Пропели громко все псалмыС единственной тоской о Боге,Которого искали мы.Мы шли размеренной походкой,Не поднимая головы,И были дни, как наши четки,Однообразны и мертвы.Мы голубых цветов не рвалиВ тумане утренних полей.Мы ничего не замечалиНа этой солнечной земле.В веках, нерадостно и строго,День ото дня, из часа в час,Мы громко прославляли Бога,Непостижимого для нас.И долго шли мы, пилигримы,В пыли разорванных одежд.И ничего не сберегли мы —Ни слез, ни веры, ни надежд.И вот, почти у края гроба,Почти переступив черту,Мы вдруг почувствовали обаУсталость, боль и нищету,Когда в тумане ночи душнойНам обозначился вдалиПустой, уже давно ненужный,Неверный Иерусалим.19 — VI — 1927«Папоротник, тонкие березки…»
Папоротник, тонкие березки,Тихий свет, вечерний тихий свет,И колес автомобильный следНа пустом и мшистом перекрестке.Ни стихов, ни боли, ни мучений,Жизнь таинственно упрощена,За спиной — лесная тишина,Нежные, взволнованные тени.Только позже, на лесной опушкеТихо дрогнула в руке рука…Я не думала, что жизнь хрупка,Как фарфоровая безделушка.1927Желания
Я двух желаний не могу изжить,Как это ни обидно, и ни странно:Стакан наполнить прямо из-под кранаИ крупными глотками воду пить.Пить тяжело и жадно. А потомСорвать с себя замызганное платьеИ, крепко вытянувшись на кровати,Заснуть глубоким и тяжелым сном.1927, Париж (Из сборника «После всего», 1949)«Минут пустых и вялых не считаю…»