После всего: Стихи 1920-1942 гг.

С глубоким волнением рассказывал Николай Николаевич о том, что последним желанием, последней надеждой и завещанием его покойной дочери были слова: «Напечатай мои стихи на Родине». Не надеясь на удачу, по его просьбе в середине 60-х годов я составил небольшой сборник ее стихов, а Дементий Алексеевич Шмаринов (известный художник, двоюродный брат И. Кнорринг) в доме О. Верейского вручил рукопись Твардовскому. Как писал мне Шмаринов, Александр Трифонович прочитал ее сразу же, «не отрываясь и не поднимая головы». Но… помочь в издании в то время не смог: «белоэмигрантов» у нас не издавали. Рукопись вернулась ко мне.

История алма-атинского издания 1967 года может служить занятной иллюстрацией того, как удавалось нам преодолевать препоны цензуры и «руководящих указаний» — благодаря тому, что конкретные люди в конкретной ситуации осмеливались идти против течения.

В то время в казахстанском издательстве «Жазушы» была задумана серия книжек начинающих авторов под общим заглавием «Новые стихи». В издательском плане фамилии поэтов не указывались, и редактор серии З.В.Попова решилась «подбросить» сборник И.Кнорринг в этот молодежный «набор».

Задуманное предприятие отличалось несомненной дерзостью даже для начала «эпохи застоя». Сигнальный экземпляр книжки был уже готов, когда обман во спасение обнаружился. Главный редактор «Жазушы» Аманжол Шамкенов вызвал к себе Попову.

— Как вы осмелились на такое?! Вы понимаете, что вы сделали? — спросил он.

— Аманжол, — ответила Зоя Васильевна, — ведь вы поэт. Ведь вы же понимаете, какие это стихи!

И она произнесла пламенный монолог в защиту поэзии, русских эмигрантов 20-х годов, старика Кнорринга, который в свои 86 лет ждет — не дождется выхода этой книжки, и, наконец, в защиту здравою смысла.

Шамкенов долго думал. А потом сказал:

— Ну, что ж! Пусть меня выгонят вместе с вами…

И подписал сигнальный экземпляр в «свет!»[2].

Книжку я послал Твардовскому — и он тотчас же опубликовал отклик на нее в своем журнале.

Но и спустя десять лет, когда очередную попытку напечатать стихи Ирины Кнорринг сделал Борис Слуцкий, тогда один из соредакторов «Дня поэзии», ему это не удалось.

И только новое время сделало возможным то, что казалось невозможным еще совсем недавно: стихи русского поэта возвращаются к русскому читателю.

Александр Жовтис

«…Брожу по палубе пустынной…»

…Брожу по палубе пустынной,
Гляжу в неведомую даль,
Где небо серое, как сталь,
И вьются чайки цепью длинной.
Передо мною сквозь туман,
Как серый призрак, как обман,
Видны строенья Цареграда,
Над бездной волн, в кругу холмов,
Мечетей, башен и дворцов
Теснятся мрачные громады…
А там, за бледной синей далью,
Чуть отуманенной печалью,
За цепью облаков седых,
Где чайка серая кружится,
В глухом тумане волн морских
Мое грядущее томится…

17. XI-1920. Константинополь. «Генерал Алексеев». 20-ый кубрик. Темнота. Духота. Сырость. Крысы пищат.

Бизерта

Погасли последние отблески зари…
Далеко в горах залаяли шакалы.
Светлой нитью зажглись фонари,
И новым шумом оживились кварталы.

Кричал разносчик, шагая по мостовой,

Арабчата дрались на тротуаре.
Яркие огни мешались с темнотой,
Гремела музыка в ближнем баре.

В арабской кофейне стоял гул голосов.

Мешались светы и шумы.
Недвижные фигуры сидели у столов,
Спускались широкие белые костюмы.

У белого квартала был загадочный вид.

Здесь не было слышно веселой публики.
(Улиц и переулков затейливый лабиринт,
Дома, похожие на большие кубики).

Лишь под кровлей одной светилось окно.

Гладкие стены теснились мрачно.
На узких улицах было совсем темно,
И было зловеще тихо и страшно.

1923

«…В углу тихонько скребется мышь…»