Последнее дело императрицы

Этель наблюдала, как наполняется пониманием лицо убийцы. Он крутил в пальцах денежку, и нежданные солнечные лучи вдруг засверкали на её ребрах.

- Ах, вот что, значит. Понятно, — протянул он, как у друга на чаепитии. — А я уж думал-думал, зачем ты им сдалась.

- И зачем вам Эйрин? — поинтересовалась она. В голосе уже не было никаких чувств. Этель рассматривала своего нежданного собеседника внимательно, как могла. Если даже Теро и решил нанять такого убийцу для Эйрин, разве он бы не попытался удостовериться, что девочка и правда убита?

- Эйрин? Я такой не знаю. — Он ковырнул носком ботинка разбитую мостовую.

- И это даже не ты вчера попытался её убить?

- Я не нанимался никого убивать, — усмехнулся он. — Мне за это не платят.

- Кто, интересно, тебе платит?

- Извини, но я не выдаю своих заказчиков.

- Ну тогда умри, — сказала Этель и послушала, как монетка прыгает по мощёной камнями дороге. Закрыла на секунду глаза, побеждая предательскую слабость во всём теле.

Она нашла взглядом золотой и снова спрятала его в карман. Руки немного дрожали: всё-таки не она хотела убивать вот так сразу. Она могла бы пораспрашивать ещё, пощупать слабые и сильные стороны, и хоть в недомолвках углядеть тайный смысл. Куда идти дальше? Кроме дома с наглухо забитым чердачным окошком зацепок не было.

Но в одно мгновение она представила, как этот маг бросает в Эйрин ледяную стрелу, наполненную ядом, и ярость затмила мир. Как ухмыляется. Как морщится от этой усмешки щетинистое лицо.

Она наступила каблуком на его запястье, и нож тоже упал на камни. Простая рукоять глухо ударилась об мостовую. Этель присела рядом. Мостовая дышала запахом сырой земли и осени, только гарью в лицо — дышали мёртвые дома. Глаза её недавнего противника смотрели в небо.

Ярость прошла так же быстро, как и появилась, оставив за собой привычную глухую пустоту. Рукоять ножа нагрелась в руках так, что стала липкой. Или липкими стали ладони. Этель повернула голову мёртвого влево, вправо, тщетно пытаясь найти на его коже татуировки, обозначающие принадлежность к касте, клану, да хоть к чему-нибудь.

Ветер отвернул край его мантии, и в лицо Этель дохнуло старым потом. Нашлась только простая цепочка на руке, но в переплетении металлических колец тоже не было ничего интересного.

Ветер сметал краски с лица и прикасался к волосам, к самому краешку капюшона, словно не смел сделать что-то большее. Ветер сметал остатки запахов, только гарь оставалась навсегда. Этель думала, что вся пропахла гарью, и в городе обязательно почуют. В горле томился клубок вздохов.

Она сидела на каменном остове одного из домов, а за спиной колыхался выросший почти что с дерево сухой сорняк. Этель в который раз прокручивала в голове неприятные мысли и всё никак не могла к ним привыкнуть. Теперь всё, что она могла сделать — наблюдать за соседним домом, пока ей не покажется, что туда явились организаторы охоты на Эйрин. И сделать так, чтобы они её не нашли.

О том, что Эйрин собирается идти в Альмарейн и вершить там справедливость, Этель старалась не думать. Вытащить дочь в другой мир… Как это сделать, если сил с каждым днём становится всё меньше? Этель унимала дрожь в руках и успокаивала колотящееся на грани возможности сердце. Под тёплыми лучами выглянувшего солнца ей было холодно. Пальцы не согревались от дыхания.

Скоро, очень скоро она потеряет даже ту магию, которой владеет сейчас. Сколько ещё времени потребуется на уговоры?

"Сколько времени, сколько времени", — какая опостылевшая фраза. Мысль, от которой хочется завыть или изрезать руки кухонным ножом. Этель понимала, что вместе с отчаянием к ней может подступить безумие, и поэтому тщательно гнала от себя подобные мысли. Она пыталась думать так, как раньше, когда стояла перед окном своего кабинета, в императорском саду распускались ночные лилии, а ладоням было тепло от чашки с чаем.

Так же — рассчитывая, как партию в шахматы. Какой фигуре открыт ход, если над ферзем давно нависла угроза?

- Аластар, — в голос произнесла Этель, зная, что её всё равно никто не услышит, кроме одеревеневших сорняков.

Она снова дохнула в сложенные лодочкой руки. От холода пальцы стали почти бесчувственными, а раньше в них была сила. Этель дышала спокойно, пока у неё оставалась возможность разгуливать по порталам. И пока она сохранилась — она ощущала лёгкое покалывание в кончиках пальцев. Видел Вселенский Разум, она не стала бы снова тревожить Аластара, если бы паника не подступила так близко к горлу.

…Портал вывел в знакомую прихожую. Днём запах трав был здесь чуть тише, чуть скромнее, и на деревянном полу лежали квадраты света. В них дёргались тени листьев. Этель придержала полу плаща и прошла к комнатам. На завешанной пучками трав кухне было пусто.

А она и забыла, что ходит он абсолютно бесшумно. Лёгкое прикосновение к плечу — Этель обернулась. Перед ней стоял Аластар.

- Моя императрица.