Последнее искушение свободой

Я же поначалу попытался поучаствовать в разговоре, но этому не суждено было случиться из-за непредвиденных обстоятельств, а именно: в начале разговора, застрявший кусочек мяса помешал мне присоединиться к ним, ну а затем, появившийся образ Лизы, стоявшей в очереди за раздачей, и вовсе затмил мне всё.

И как только я её заметил – мой взгляд сфокусировался на ней, а в это же время, сидящего напротив меня Наставника – просто размыло. Я сидел, одновременно смотрел на него и не видел, при этом мой взгляд был устремлен вдаль за его спину, и я видел только Лизу. Наставнику, по всей видимости, льстило такое с моей стороны внимание, и он, отставив от себя тарелки, с горячностью бросился в рассуждения. Но как бы мы не любили монологи, замаскированные под диалоги, всё же нам хочется для подкрепления нами сказанного, иногда слышать слова одобрения от нашего оппонента. Так и мне приходилось сквозь дымку размытости определять желание Наставника услышать мой ответ. И я, находясь на грани фокусного безразличия, всё же умудрялся попасть в нужную ноту и вставить своё: «Да, да…», или: «Конечно, так и должно быть…». А иногда даже успевал посмеяться в случае остроумной шутки Наставника, которая определялась общим смехом, к которому мне приходилось присоединяться одному из последних, в виду того, что мой слух также работал в режиме эхолота.

Но, видимо, Наставник принимал такое моё выдержанное поведение за мою внутреннюю серьезность, что ещё больше импонировало ему. Я же, как только заметил Лизу, не мог ни о чём другом думать, как только о ней. Во мне вновь поднялись мучавшие меня с утра чувства, меня, можно сказать, снова обуяло нетерпение. Лиза же, между тем, заняла место у дальнего окна вместе (почему-то?) с мисс Любовь.

Наверное, для мисс Любовь присутствие ещё кого-то при посещении ею столовой помогает в её борьбе с излишествами, предлагаемыми в этом месте раздачи калорий, и вместе с ними – в борьбе с ненавистным весом. А так, дружеский локоть возьмёт и подтолкнет тебя в особый момент, когда ты замешкаешься, соблазненный дурманящим запахом блюда, и вслед за этим попытаешься, попав под чары аппетитности, взять его. Вот тогда-то ты и ощутишь нужность дружеского локтя, который и выведет тебя из очарования вкусовых запахов и приведет тебя в норму.

Что ж, на этот раз роль дружеского локтя пришлось нести на себе Лизе. Исполнив свою задачу, как я уже говорил, она заняла своё место за столом, при этом её занятая позиция способствовала хорошему обзору зала, в том числе и нашего стола, а если быть точнее, то она сидела под 30-ти градусным углом лицом ко мне. Наверное она, войдя в столовую, тоже заметила меня и решила занять свой наблюдательный обеденный пост строго напротив меня. Когда же она присела за свой стол, то мною было примечена некоторая её нерешительность, она поначалу углубилась в свой обед, но спустя мгновение, видимо, что-то решив для себя, с вызовом бросила в мою сторону взгляд. Далее её действия полностью повторили тождественность моих, смотря как бы на мисс, она, тем не менее, сфокусировала свой взгляд и видела только меня. При этом её взгляд выражал совсем другие чувства, несравнимые с моими жалкими потугами. Вызов, смешанный с укором, сквозил из её глаз, и в результате чего, моё сидение на стуле делалось подобным сидению йога на гвоздях, которому, впрочем, было бы это делать гораздо комфортнее.

Что говорить, я не могу с ней соперничать, разве может мой взгляд выразить хоть сотую долю того, что могут показать глаза женщины. Я нем, по сравнении с ними, я «глас вопиющий в пустыне» не видения. Всё во мне порывалось и требовало от меня решительных действий, таких как: сорваться с места, подойти к ней и всё окончательно решить, здесь и сейчас. Но какие-то неизведанные для меня силы, объединившись под флагом правил приличий, сковали меня, и я, находясь под их властью, только и мог делать, что только наблюдать.

Но всё же, я подозреваю, что за спиной моей тактичности стоял в тени совсем другой выгодополучатель, а именно робость, которая, несмотря на свою слабость на внешних фронтах моих проявлений, имеет существенную власть внутри меня, хотя для меня совсем не ясны причины её данных побуждений к подобным действиям. Но, как бы то ни было, робость и на этот раз возобладала во мне, и я всё также продолжал выказывать своё страстное участие в дискуссионном монологе Наставника.