Последнее искушение свободой

Наставник тем временем, со словами: «Надо срочно подкрепиться», предложил отправиться на обед в столовую. А ведь и вправду, мы даже и не заметили, сидя за своими аппаратами, как время пролетело и приблизило нас к обеду. И вот ведь как получается, ты несвободен в своих действиях и, сидишь выжидая окончания своей ограниченности, наблюдая время от времени за ходом часовой стрелки настенных часов, которая, как тебе кажется, вовсе обленилась и совсем не пытается двигаться. И тебе даже кажется, что часовой стрелке, также как и тебе очень скучно, и она остановилась, размышляя, чем бы себя потешить, при этом забыв про свою подручную минутную стрелку, которая, почувствовав невнимание к ней со стороны часовой, решила пофилонить. Ну а часовая стрелка, видя это твоё внимание к ней, если бы имела язык, то давно бы прокричала: «А ну, прекрати на меня пялиться!».

И вот ты изобретаешь, впрочем, не ты, а за тебя уже всё изобрели, ну, в общем, ты нашёл для себя незамысловатое занятие и сидишь увлечённый им. Часовая же стрелка вдруг замечает, что она осталась в одиночестве и видит перед собой только твою спину. «Но, как это возможно?», – начинает вскипать она. «И на что он променял меня!», – начинает живо волновать её вопрос. И вот, следуя этим животрепещущим вопросам, эта стрелка с помощью пинков по минутной, ускоряет свой бег, пытаясь с вершины циферблата заглянуть через твоё плечо. Но её усилия не увенчиваются успехом, и она вновь и вновь штурмует вершину циферблата, дабы разгадать тайну покрытую твоей спиной.

И вот когда время твоего нахождения здесь приходит к концу, в результате окончания первого круга собеседования, ты быстро убираешь девайс в карман, и тем самым оставляешь стрелки часов в неизвестности. И часовые стрелки, не раскрыв твоей тайны, разочарованно плюются и, не пытаясь воспротивится неизбежности, продолжают свой размеренный ход.

Хотя, иногда они очень сильно огорчаются и, ссылаясь на нехватку завода, останавливаются, и если ты вовремя этого не заметил, то такая пакость со стороны часов часто выходит тебе боком. Правда, существуют еще другие варианты, целиком зависящие от темперамента часового механизма. Так холерики устраивали мне бешеные скачки, из-за которых я жил в скоростном режиме, в случае же меланхолического склада механизма – я жил размерено, правда, и опаздывая, куда только можно. И сейчас, анализируя данное временное поведение и мою жизнь под гнётом его характерности, я с трудом для себя выбираю, в каком случае я чувствовал себя наиболее комфортно.

Можно сказать, оба варианта имели как положительные, так и отрицательные моменты, так что было бы лучше, если бы время в своём исчислении придерживалось спокойной последовательности. И ещё нужно быть весьма осмотрительным и осторожным, когда имеешь дело со временем, особенно с его механической частью. Что ж, на этот раз, кажется, мои часы ничего не имели против, и шли согласно своему временному ходу, который согласовывался с показаниями часов Наставника. И мы согласившись с его предложением, направились вместе в столовую. Тем более, встроенный в нас механизм определения обеденного времени, срочно потребовал от нас не тянуть с обедом, иначе несвоевременное обслуживание данного нам организма, в виду отсутствия смазки, может дорого нам обойтись и вызвать перегрев механизма, с дальнейшим появлением гастритной ржавчины на элементах этого механизма.

Прибыв в столовую, мы заняли один стол на четверых, где с трудом разместилось набранное нами для нашего обеда. И если Наставник с Максом могли с чувством выполненного долга намазывать масло на хлеб, то мы с Антоном, решив для себя, что ещё не заработали на этот продукт, ограничились другими яствами, которые, к слову сказать, мы тоже не заслужили. Но увы, мы почему-то не почувствовали никаких угрызений совести, видимо, из-за того, что наши родители не имели сестер по своим обеим линиям родства. Так что, благодаря такому нашему положению, мы, не чураясь своего эго, с удовольствием приступили к обеду, состоявшему из множества других мясо содержащих продуктов, предлагаемых кухней компании.

Наставник вначале пытался разбавить нашу трапезу своими замечаниями по поводу собеседования, но горячее вызывало больший интерес, чем его слова, и он, смирившись с этим, не стал откладывать нож с вилкой на потом и крепко взявшись за них, стал наносить несовместимые с целостностью говяжьего сердца, так любимого им, удары по его самым ощутимым местам. Его ловкая поножовщина в мгновение ока заставила опустеть тарелку. Но и мы не отставали от Наставника, и честно сказать – мы на этом поприще вполне могли бы составить ему достойную конкуренцию. Когда же первоначальный запал прошёл, и наше насыщение освободило часть дорожного просвета для наших слов, то уж тогда-то и можно было начинать беседу, чему незамедлительно и прибегнул Наставник.