Последнее купе

До Лены дошло. Это ведь она придумала насчет выкупа, она предложила бандитам позвонить Жориному отцу – выходит, она косвенно виновата в его смерти. Потому Жорка и бесится, места себе не находит. Но речь шла о жизни, ее жизни и Жоркиной! И они – живы, черт побери! Стоят в грязной уборной, пыхтят друг на друга – живы! Все в порядке!.. Кто мог знать, что отец в самом деле поверит и потащится в этот Столин-Майский?

– Я не знала, – тихо ответила себе Лена. – Никто не знал.

Жора уселся на прежнее место, ковырнул взглядом пол.

– Да, – неожиданно согласился он. – Это правильно. Никто.

– Прости. Если бы ты сразу сказал.

Жора посмотрел на нее. Улыбнулся ни к селу ни к городу. – Балчи сейчас где-то деньги отцовские пропивает, – сказал он и врезал кулаком в стену.

– Не надо, – попросила Лена.

– Или лежит в ванне, гад, отмокает в роскошном гостиничном номере. С какой-нибудь бабой, – Жора шмыгнул носом. – Помнишь, я тебе обещал, что загоню им всем кол осиновый в сердце?

– Не надо, пожалуйста, – повторила она. – Я точно знаю, что Кафан мертв. В него стреляли, а потом он свернул шею, когда мы прыгали из поезда. Я только ногу подвернула и вывихнула плечо, а он – насмерть. Выходит, есть на свете какая-то справедливость.

Жора покачал головой:

– На том свете. Возможно.

– Их всех поймают. Вот увидишь.

– Конечно, – согласился он, имея в виду что-то свое.

– Не надо быть таким.

– Бешеным, – подсказал он. – Злым. Конечно.

Жора опять улыбнулся. Губы его дрожали.

– Ладно, идем, пока нас не накрыли. – Он встал, подошел к двери и повернул защелку. Выглянул наружу. – Идем. Для начала отыщем вагон-ресторан, я куплю сигарет и. Ты, может, расскажешь мне, где подцепила того роскошного парня на «вольво»?

– Обычный парень. Хороший человек, между прочим, – сказала Лена.

– А-а… Ну да. Честно говоря, с Шубой я тоже обошелся не по-товарищески, но об этом – попозже. Сначала укусим чего-нибудь, передохнем, пива по бутылочке. Можно даже покрепче рискнуть – ты как, Лозовская?

Они вышли в тамбур, затем на грохочущую площадку между вагонами. Здесь Жора неожиданно развернул Лену к себе, взял ее голову в свои руки. Долго смотрел, потом рассмеялся негромко:

– Ну, здравствуй. Я уже не надеялся, что мы встретимся когда-нибудь.

Глава двадцать вторая

1.

В Мурманске лил дождь, низкое рваное небо летело над самыми крышами.

– Море вон там, – Жора уверенно показал в сторону, откуда дул ветер. – Слышишь, шумит?

Лена прислушалась.

– Нет, не слышу.

Вокруг стоял обычный вокзальный гул. На платформу въехали носильщики со своими скрипучими тележками, кто-то из встречающих кричал: «Оленька, Олюша! Какая ты выросла большая!» Ругались две проводницы с посеревшими за долгий рейс лицами. Жужжал почтовый электрокар, и водитель повторял, пробираясь через толпу: «В сторонку, в сторонку. от так, граждане».

– Ничего не слышу, – повторила Лена.

– Лозовская, – вздохнул Жора. – Мамина ты дочь.

Он запрокинул голову и открыл рот, ловя губами капли дождя. На него подозрительно покосился кто-то из прохожих.

– Соленый, – Жора улыбнулся до ушей. – Соленый дождь, Лозовская, это ж надо. А граница – вон она, там.

Он ткнул указательным пальцем куда-то налево, будто нейтральная полоса начиналась сразу за ближайшим пятиэтажным зданием.

– Ты посмотри лучше сюда, – Лена показала на вокзальное табло, где электронный градусник показывал 14 выше ноля. – Я вымокла до нитки. А ты похож на оборванца с большой дороги. Мы долго еще будем здесь торчать?

Почти все люди на платформе были одеты по-осеннему тепло: куртки, свитера. Жора глянул на свою грязную, потемневшую от дождя рубашку и сказал:

– Не беда. Это мы сейчас устроим.

Через полчаса они сидели за столиком на втором этаже центрального универмага, пили кофе и смотрели на бушующий внизу океан ширпотреба.

– Вот там отдел женского белья, смотри, – говорил Жора. – А рядом женская одежда. Ты что предпочитаешь, Лозовская: платье или какую-нибудь джинсу?

– За ворованные деньги? – она мотнула головой. – Спасибо, уж как-нибудь обойдусь.

– Проснись и пой, крошка. Всю дорогу мы кушали эти деньги и пили, нас ни разу не вырвало. Не вырвет и сейчас.

Вдруг Жора замолчал и уставился на кого-то в толпе.

– Послушай, Лен. Смотри. Вон того парня я видел еще в вагоне-ресторане, в поезде. Вот ей-богу. Лысоватый, видишь?

Лена посмотрела.

– Лысоватый. Ну и что?

– Ничего. Он всю дорогу одну минералку глушил, как к стойке подойдет, бармен сразу глаза в потолок, – Жора проводил взглядом знакомую фигуру, пока та не скрылась возле аптечного киоска. – А черт его знает. Морда дегенеративная.

Он снова повернулся к Лене.

– О чем это мы вообще? А-а, деньги. Так вот: прямо под нами секция «Рэнглер» – может, спустишься, присмотришь что-нибудь? Ковбойку, которая узлом на животе.

– Да подожди ты со своими деньгами, разогнался. Кто тебе сказал, что этот Паша вообще станет с нами разговаривать? Он уехал в отпуск на Майорку. С женой развелся. Заболел. Прогорел. Что тогда? Будем ходить по вокзалу с табличкой?