Последнее лето

На расстоянии они превратились в абстракцию. В отвлеченную идею. А в идеях больше романтики, чем в живых людях.

От скуки я даже размечталась о Лоу и вздрогнула, поймав себя на этих фантазиях. Они меня смутили. Гадость какая, подумала я, это все от безделья.

А вот интересно, если бы он сменил стиль? Обычно кардинальную смену имиджа практикуют женщины и девочки, хотя чаще в ней нуждаются мужчины и мальчики. Если в этом вообще хоть кто-то нуждается. Я стала вспоминать фильмы, в которых главный герой проходил через такую трансформацию – всегда к лучшему. Гусеницы превращались в бабочек. Под воодушевляющую фоновую музыку.

В кино все это преподносится как торжество человеческого духа.

И означает, что в последнее время наша планка оценки того, что есть торжество духа, упала ниже плинтуса. Накрась губы помадой, сделай стрижку и уложи волосы гелем. Нарядись в новые шмотки.

Это и будет полное торжество человеческого духа. За подобными размышлениями я и коротала время на вершине силосной башни.

* * *

Дни тянулись медленно. Погода стояла тихая: никаких штормов и даже почти без дождей. По календарю осень еще не наступила, но и на лето это время года уже не походило. Лето осталось в прошлом, когда в нашем распоряжении были просторный особняк, сияющее озеро и голубой океан.

По утрам мы выпускали пастись ослов и коз и помогали Мэтти в огороде. По очереди готовили обед. Стирали вручную, в раковине в коттедже, развешивали одежду сушиться, а там, глядишь, уже и вечер. Мылись холодной водой, чистили зубы одной щеткой, покуда не выпадала щетина, и экономили пасту. Девочки во время месячных пользовались единственной губкой. Мы разрезали ее на кусочки и стерилизовали кипячением.

Еду готовили по очереди, под руководством Дарлы и ангела по имени Джон, который когда-то работал сушефом. Ангелы заправили генератор бензином из силосной башни. Они же регулярно обходили дозором окрестный лес. Саки после ужина ходила на могилу матери, взяв с собой сестренку; она же кормила ее смесью и укладывала спать. Кроме того, она начала сооружать на могиле курган, который каждый день подрастал на пару камней, принесенных с берега реки.

Свет в коттедже мы почти не включали – ради экономии и чтобы не привлекать внимание. Несколько раз Рейф разводил на улице костер, но из соображений безопасности мы решили делать это не часто. В эти редкие вечера мы садились поближе к огню, а ангелы учили нас своим хипповским песням.

Дарла утверждала, что петь полезно для здоровья.

– Это как улыбаться, – говорила она. – Чем больше улыбаешься, тем больше хочется.

Джуси сплюнул.

Они научили нас знаменитой грустной песне со словами «Hello darkness my old friend, I’ve come to talk with you again»[3], и другой, радостной, под названием «Spirit in the Sky»[4], которая полюбилась Джеку, потому что в ней пелось о его воображаемом друге Иисусе. Остальные не возражали, потому что ангелы сказали, что она написана в насмешку, а ее автор – еврей из Массачусетса.

– Я не был грешником, я не грешил, – фальшивя, завывали мы под караоке-версию, звучавшую из портативной колонки. – И друга я обрел в Иису-у-у-се.

Порой мы срывались чуть ли не на крик:

– Я не был грешником, я не грешил!

* * *

На телефон Рейфа пришло письмо от Дэвида с фотографией из особняка. Стулья, столы и диваны были сдвинуты к книжным стеллажам, а их место заняли положенные в ряд матрасы.

На одних лежали родители, на других – Дэвид, Ди и Лоу. Увеличив фотографию, мы разглядели тоненькие красные трубочки, протянутые от рук молодых к старикам.

Эта картина напомнила мне снимок из одной статьи о работе фармацевтической лаборатории, которую я как-то читала. В этой лаборатории содержались сотни мечехвостов, у которых брали кровь для медицинских исследований. Аппарат отсасывал у мечехвоста ровно столько крови, что тот оставался живым и мог снова и снова служить донором.

Называлось все это фермой по сбору крови.

Рядом со мной сидел Джек и тоже рассматривал фотографию. На заднем плане угадывались очертания камина. Над ним – картина с охотниками и гончими.

Джек коснулся экрана кончиком пальца и потянул изображение от Дэвида к его матери, следуя изгибу соединяющей их красной трубки.

– Возвращается туда, откуда появился, – сказал он.

* * *

По мнению Дарлы, для Джека и Шела наступил переломный момент на «пути детства». Тот факт, что они не ходят в школу и не общаются со сверстниками, мог «затормозить их социальное и образовательное развитие».

У нее родилась идея. «Откроем свою маленькую школу!» – воскликнула она, радостно хлопая в ладоши. Мы дружно скривились.

Мелкие будут ходить на биологию к Мэтти, на историю к Джону и на поэзию – к ней.

– Да им нечем заняться, – заметил Терри, когда мы обсуждали предложение Дарлы. – Чего доброго, начнут нервничать. Ударятся в агрессию.

– От безделья всякая дурь в голову лезет, – подтвердил Рейф.

И мы согласились. Пусть «учат» мелких, если им так хочется. Мы поблагодарили их за участие.

* * *