Последнее письмо из Греции

Мою талию медленно обвивают руки, а легкие поцелуи покрывают шею. Я поворачиваюсь и целую Тео как следует, а затем с улыбкой отрываюсь от его губ.

– Kaliméra. Хочешь тост? – предлагаю я.

Он притягивает меня в теплые объятия:

– Я много чего хочу, но пусть пока это будет тост.

Я чувствую на шее теплое дыхание: он вдыхает запах моего тела. Он словно высвободил нежность, его чувствительность заключена в мужскую оболочку, но она есть всегда. Только теперь с несколькими умышленными трещинами, впускающими меня.

Я наливаю кофе, и Тео добавляет ложку меда, а я намазываю маслом тост.

– Какие планы на день? – спрашивает он.

– Может, загляну к Кристине, хочу посмотреть ее студию, и надо поговорить с Кристофом, сообщить, что завтра мне нужно остановиться у Каламаты по дороге к амфитеатру. Я встречаюсь с коллекционером картин, Тони. А потом… не знаю.

– А не хочешь днем покататься на лодке? Если не хочешь, это ничего, мы ведь завтра едем кататься.

– Можно подумать, ты без меня будешь скучать!

Он смеется над моим предположением и потягивает кофе. Опять одна из его пауз.

– Может, и буду. Мне нравится проводить с тобой время. Жизнь коротка, не стоит тратить ее зря, живя прошлым. Лучше воспользоваться своим же советом. Что мы можем сегодня сделать для счастья? Побудь со мной. И я буду счастлив.

– Ну, может, и побуду, – в тон ему отвечаю я.

– Хочешь, спрошу yiayia, не поделится ли она тайным рецептом апельсинового торта. Может, и тебя научит.

– Да лучше и быть не может. Я очень хочу его испечь, когда вернусь домой.

Мысли о возвращении домой без маминой картины и разлуке с Тео вызывают неожиданный прилив боли. Почувствовав ее, он притягивает меня к себе, положив руку мне на шею.

– Не думай о возвращении домой. Сейчас твой дом здесь.

Он нежно меня целует, и я чувствую сладость меда. Смахивает крошки хлеба с моих губ. Что бы это значило? Я стараюсь не переоценить его порыв, превращая в то, чего на самом деле нет. Я рада, что судьба нас свела, хоть на время. Кто бы ни отвечал за то, что произойдет дальше, положусь на удачу, и будь что будет.

* * *

– Ты, наверное, шутишь! Неужели ты не нарушила правило первого свидания?

Таша сидит на веранде перед экраном с кружкой зеленого чая, завернувшись в одеяло.

– Понимаю, в это трудно поверить, но мы просто беседовали – ну не только, не буду вдаваться в подробности, но все это было… так мило. А под утро нас сморило, и мы заснули – только и всего!

– Очарована… – протягивает Таша. – Сразу видно. Я поражена твоей сдержанностью, дорогая. Горжусь тобой.

– Сменим тему: как ты себя чувствуешь?

Я знаю, что осталась пара недель до извлечения яйцеклетки у Таши, намеченного на следующий день после того, как я прилечу, а это означает, что время поездки подходит к концу. Шансы найти картину уменьшаются.

– Все идет по плану, никаких признаков гиперстимуляции, так что все нормально.

Словно охваченная непомерной усталостью, она замолкает.

– Должно получиться, Соф. Я так нервничаю, что, конечно, не очень хорошо, но я возлагаю на это все надежды. Наша последняя попытка. Вряд ли я смогу пройти через это снова. Мы оба устали и решили, что хватит. А не получится, так тому и быть.

Я не знаю, что сказать и как утешить Ташу. Она так отчаянно хочет стать матерью, что я издалека чувствую ее страдания. Нет никаких медицинских причин, по которым они не могут зачать ребенка. Необъяснимое бесплодие, или, сокращенно, НБ. Отвратительная терминология, за которой может скрываться зараза, а не ужасная несправедливость.

– Получится, получится, только верь. Мне очень жаль, что я здесь, а не рядом с тобой.

Я чувствую угрызения совести из-за отъезда, когда ей так нужна дружеская поддержка.

– Хочешь, брошу все и приеду?

Она вытирает медленно ползущую по щеке слезу.

– Да ты что! Даже не думай. Я будто путешествую вместе с тобой, мне очень нужны твои рыбацкие истории, чтобы удержаться на плаву. В любом случае здесь на этой стадии делать совершенно нечего, разве что выслушивать мои тревоги и причитания, и у тебя все хорошо складывается, кроме раздражающих меня декораций с морем.

Я улыбаюсь ее стойкости, понимая, как бы ей хотелось, чтобы я была рядом.

– Ну с антуражем ничего поделать не могу, хотя признаюсь, он моими стараниями попадает в кадр, когда ты звонишь. Кстати о раздражении, не наблюдалось ли больше выходок Роберта?

– К счастью, нет. Он прислал сообщение с извинениями, но я строго-настрого запретила Ангусу отвечать, не то Роберт опять возьмется за свое – закидывать удочку, где ты, что ты – о, шутка вышла! Я пытаюсь не обращать внимания, но, черт побери, это ж какую надо иметь совесть!

– Знаю, знаю, надеюсь, он получил сообщение. Может, удивит нас и исчезнет.

– Уж ты нас удивила, дорогая, весьма эффектно. Нет ничего плохого в курортной интрижке, чтобы выбросить бывшего из головы!

Такой поворот меня коробит, в глубине души у меня теплится надежда, что связь с Тео серьезнее мимолетного физического влечения, но, может, так оно и есть.