Последнее поколение

– Ой, да можешь не оправдываться, уж точно не передо мной. – Чарльз медленно перевёл указательный палец на Мэри. – Можете спать хоть с обезьянами.

Краем глаза Лилия увидела, как Мэри закипает от злости.

– Если бы мне было важно твоё мнение, я бы сказала, что долгое время была влюблена в профессора из моего университета. Но так как мне на тебя плевать, то просто иди в жопу.

– …у мадам Галаксии превосходные сиськи, – продолжил Тауэр мечтательно. – Как бы я хотел, чтобы она оказалась здесь со своей плёткой и кожаным костюмом. Видите ли, для мужчины с такой большой властью, как у меня, нет удовольствия больше, чем позволить кому-то командовать, управлять.

– Оставь свои извращения при себе, дедуля, – остановила его Мэри. – Нам это неинтересно.

– Извращения… ты говоришь так, будто это что-то плохое. Осуждаешь меня за то, что к тебе не имеет никакого отношения. Не знаю, как вы, девочки, а я после смерти реинкарнировать не собираюсь – буду лежать и гнить потихоньку, поэтому никогда и ни в чём себе не отказываю.

– Можешь делать что хочешь, только не надо меня посвящать в свои влажные фантазии. Нам неинтересны стариковские сексуальные девиации.

– И это девиации? – переспросил Тауэр и громко засмеялся. Причём видно было, что он не притворяется. Ему на самом деле стало весело. – Знала бы, какие извращения я повидал. Некоторые из них настолько странные, что вы даже представить не можете. Знаешь, что я однажды увидел, когда зашёл в кабинет твоего отца?

– Реджа? – спросила Мэри.

– Да не твоего. Я твоего отца не знал, это значит, что он был ничтожеством. Я говорю про Эдварда.

Имя отца Лилии в разных частях света произносили по-разному. Англоговорящие люди произносили его и как «Эдуард», и как «Эдвард», с ударениями на разные буквы. Каждый человек произносил имя по-своему.

– У моего отца не было извращений, – возразила Лилия.

– Что ж. Если ты так считаешь, то я знал его гораздо лучше, чем ты. Однажды я зашёл в его кабинет, а он там сидит без штанов и наяривает. Давайте теперь сыграем в игру и угадаем, что находилось на экране монитора.

– Не было такого. Ты не видел моего отца без штанов. Иногда мне кажется, что и моя мама не видела. Это был очень интеллигентный человек.

– На экране было не порно, – продолжил Чарльз. – Там не было ни женщин, ни мужчин, ни животных, вообще ни одного живого существа. Он смотрел на…

На секунду Чарльз замолчал, давая обеим собеседницам шанс угадать, что находилось на экране.

– …графики и таблицы. Твой отец мастурбировал на курс акций «Транстека». Тогда компания ещё называлась «Келвин-Тауэр». Его капитал рос невообразимыми темпами, и это его возбуждало.

– Брехня, – возразила Лилия. – Мой отец был на редкость благородным и скромным человеком.

– Твой отец был мразью. Я ненавидел его всей душой, как и каждый житель посёлка. Он запугал каждого тхари, каждого, кто смел заниматься бизнесом рядом с ним. Когда я узнал, что его прикончила какая-то спятившая машина, это был лучший день в моей жизни. Мне начинало казаться, что он никогда не умрёт.

– В тебе говорит зависть. Ты хочешь быть на его месте, номером один в списке, самым богатым человеком в истории. Вот и поливаешь его грязью. Это мелко даже для тебя. Ты всегда будешь вторым.

– Эх, душечка ты моя, – снисходительно произнёс Тауэр, покачивая головой. Создавалось впечатление, будто он делает одолжение, объясняя им очевидные истины. – Эдварда ненавидели или боялись все, кто знал его лично. О чём это говорит?

– О том, что он был сильной личностью, – твёрдо заявила Лилия.

– Серьёзно? Ты думаешь, что благородного человека, сильную личность, будут ненавидеть девяносто процентов людей, которые его знают?

– Лишь те, что завидуют его успеху.

– Он был скотиной. Невероятно злобной и мстительной скотиной, только и всего. Не будь он таким подонком, его бы не боялись. Вам стоило бы задуматься: если вокруг всё коричневое, возможно, вы по уши в шоколаде.

– Простые люди любят нашу семью, – ответила Лилия, ставя точку в их разговоре. – Мы – единственные тхари, кто вызывает в мире хоть какое-то уважение. Это что-то да значит.

– Ну да, с теми миллиардами, что он тратил на создание своего имиджа… Каждый, кто только намеревался бросить тень на его репутацию, либо сдох, либо оказался в богом забытых застенках, где его больше никто не услышит. Никто не мог выступить против Эдварда, потому что он всегда побеждал. Как говорится, добро всегда побеждает зло: кто победил, тот и добро. Эдуард был скотиной, но все считали его благородным, поскольку никто не осмеливался пискнуть.

Разозлившись, Лилия направилась прочь от клетки Тауэра, но Мэри осталась стоять, поэтому она развернулась и посмотрела на свою подругу.

– Тебе не надоело сидеть в клетке? – спросила Мэри, подходя к прутьям. – Ты ведь можешь выйти в любой момент.

Тауэр откинулся на бревно позади него и заложил руки за голову. Вид у него был довольный, словно он находился взаперти по своему собственному желанию.